о причинах своего гнева – прямо как после суда над Роунат. Он бы назвал меня мнительной и беспокоящейся из-за пустяков, а я, желая опровергнуть эти нелестные отзывы, согласилась бы с любыми его аргументами. Я бы просто сдалась.

Сунув руку в сумку, я нащупала последний флакон со снотворной настойкой, которую сварил для меня Томас. Я уже давно не пользовалась этим зельем. За последний год донимавшая меня столько времени скорбь постепенно исчезала, но этой ночью мои мысли занимали иные чувства: смятение и злость.

Открутив крышку, я вылила отвар в рот. Каждый раз, когда я мигала, у меня перед глазами вставало лицо Броккана. Тьма уже окутывала сознание. Томас хотел, чтобы я бросила племянника здесь. Ни за что. Для меня нет… никого… дороже Броккана…

Дублин, 999 год

Гормлат

итрик и его воины отправились в очередной набег, а я скучала от безделья.

По королевским чертогам сновали рабы, в отсутствие Ситрика пытаясь произвести на меня впечатление дотошным отношением к работе. Бесполезное занятие. Мне не было никакого дела до рабов и их мелкого соперничества за лучшие места при дворе. Иногда я дразнила их, намекая на повышение в статусе и новые возможности, но столь простое развлечение не приносило удовольствия. Их восторг и неизбежно следовавшее за ним разочарование казались не менее предсказуемыми, чем восход солнца по утрам и закат по вечерам.

Даже купцам на рынке не удавалось поднять мне настроение. «Джованни прибыл из Венеции, – говорили рабы. – Одо привез новые шелка из Бордо и Парижа, а вчера в порту бросил якорь корабль братьев Харальдссонов из Дании». За последние годы я разговаривала со всеми этими купцами столько раз, что запросто могла разыгрывать беседы в голове. Боги, море, золото и война.

Тем утром, однако, все обстояло иначе.

Как правило, на следующий день после полнолуния Ситрик выслушивал жалобы подданных в королевских чертогах. Как король, он отвечал за правосудие, викинги решали все вопросы именно так. В отличие от ирландских королевских дворов, у нас не было оллавов, зачитывающих и толкующих составляющие закон фениев длинные свитки с правилами и пенями. В Дублине последнее слово оставалось за королем.

Прошлой ночью в небе сияла яркая полная луна, и теперь я занимала место сына во время тинга.

Я восседала на королевском троне в лучших шелках и мехах. Мои пальцы скользили взад-вперед по гладким поручням – по той же самой ложбинке, которой некогда касался пальцами Амлаф. Он утверждал, когда предстоит принять сложное решение, это помогает собраться с мыслями.

Рядом со мной сидела Онгвен, имеющая право на почетное место как жена Ситрика. Сегодня возлюбленная сына помалкивала, теребила браслеты и, казалось, даже не обращала внимания на забитый до отказа тронный зал. Меня раздражало, что сын выбрал в жены именно ее. Пока она родила ему лишь одну дочь, да и та оказалась слишком болезненной. Впрочем, его и это не беспокоило. «Пригляди за ней, – попросил Ситрик перед тем, как отправиться в поход. – Пообещай». Будто она несмышленый ребенок.

– Не желаешь сегодня что-нибудь сказать? – вежливо спросила я, и Онгвен покачала головой. – Вот и славно.

В чертогах яблоку было негде упасть. Мое сердце забилось чуть сильнее. Я не слышала от рабов никаких слухов, но на тинг приходило столько людей, только когда речь шла о серьезной жалобе. Я взмахнула руками, и двери закрылись.

Женщина из первых рядов шагнула вперед.

– Моя королева?

Я подняла на нее взгляд, и в зале воцарилась тишина.

– Да, Сванхильда? – Я знала ее имя: она торговала на рынке одеялами и шерстяной одеждой. Сама я предпочитала более качественные товары, но Гита раньше покупала у Сванхильды туники для детей-рабов.

Она нервно улыбнулась:

– Я привела мою дочь Асфрид. Она хочет к вам обратиться.

Она подтолкнула вперед девочку годов четырнадцати на вид. Ее руки тряслись, губы дрожали, а сама она едва могла оторвать взгляд от пола. Голова Асфрид была замотана в плотный шарф, а ее пальцы с такой силой впивались в ткань сарафана, что лямки рвались на плечах. Я уже встречала ее на рынке: рослая, с длинными соломенно-желтыми волосами – настоящая скандинавская красавица.

– С чем пожаловала, Асфрид?

Девочка уставилась на мать. Сванхильда приобняла дочь за плечи и ободряюще ей кивнула. Тяжело вздохнув, Асфрид размотала шарф.

В зале послышались изумленные вздохи. Кто-то обрезал волосы девочки, превратив ее достояние в мальчишескую прическу: во все стороны торчали короткие неровные клоки, а редкие длинные пряди доходили лишь до плеч. Ее лоб и шею усеивали крупные свежие синяки и царапины.

– Кто это сделал, дитя? – Я наклонилась вперед.

– Прошлой ночью, пока мама навещала тетушку, на меня в моем собственном доме напал мужчина. Он надел маску, но я уверена, что это Ульф Бодварссон.

Я нашла взглядом Ульфа и его семью: все они сверлили Асфрид пристальными взглядами.

– Почему ты так считаешь? – спросила я.

– Потому что он ревновал меня к жениху, – промямлила девочка. – Прошлой весной Ульф предложил выйти за него и обозлился, когда я отказала.

Сванхильда кивнула:

– Два месяца назад я подобрала Асфрид отличную пару: Конхобар, двоюродный брат короля Туахала из клана О’Муиредег. У нашей семьи нет благородной родословной или великих богатств, но красота Асфрид покорила его сердце. – Она стиснула зубы. – А когда Туахал навестил Асфрид утром, чтобы обсудить свадебную церемонию… Увидев, как над ней надругались, он отказался жениться.

– И неудивительно. – Я взглянула на несчастную девочку, стоящую перед троном. – Я и сама благородная ирландка, поэтому прекрасно знаю, как наши мужчины ценят длинные волосы. Они называют их нашим главным достоянием, а теперь Асфрид лишилась своего.

Сванхильда кивнула:

– Именно поэтому мы требуем, чтобы Ульф возместил ущерб за обрезанные волосы Асфрид и выплатил потерянный выкуп за невесту.

Как я и ожидала, Ульф рассердился, едва заслышав об этих условиях. За сорванный брак между скандинавской девушкой и ирландским принцем полагался немалый штраф даже по меркам преуспевающего купца. Более того, ирландский закон считал обрезание волос женщины без ее согласия одним из тяжелейших преступлений, и Ульфа ждут серьезные последствия, если я сочту его виновным.

Я вновь погладила ложбинку в поручне трона.

– Что скажешь, Ульф? Ты сознаешься?

Он покачал головой:

– Я бы никогда не совершил ничего подобного.

– Где ты провел прошлую ночь?

– Дома, с матерью и десятью детьми.

– Было поздно, – вмешалась Асфрид. – Наверняка они уже уснули, когда ты выскользнул из дома.

Мать Ульфа, Улли, тут же вскричала, что не смыкала глаз, пока