Я не могу определить, врет она или нет.

– С тобой все в порядке? – спрашивает она у меня. – У тебя был такой тяжелый период.

– Все в порядке. Но я хотела расспросить тебя про моих родителей. У меня сложилось впечатление, что они оба были по-настоящему счастливы перед тем, как все это случилось, и обожали друг друга – на основании того, что говорили вы с Грегори, и того, что писали в прессе. Но другие люди сказали, что моя мать страдала от послеродовой депрессии.

– Кто это сказал?

– Несколько разных людей.

– Ну, да. Мы не видели смысла говорить тебе об этом. Депрессия началась после твоего рождения. Твоя мать была действительно в плохом состоянии. Твоему отцу было очень трудно с ней, если честно, и это продолжалось несколько лет. До тех самых пор, когда… ну, ты понимаешь.

– Вам следовало мне это рассказать.

– Зачем?

– Потому что это была правда.

– А какой смысл в этой правде? У тебя и так проблем было выше крыши.

– Мне жаль, что вы не были со мной честны. Как мне теперь понять, чему можно верить, а чему нет?

– Хочешь правду? Хорошо. Твой несчастный отец жил в аду.

Я делаю шаг назад.

– Что ты имеешь в виду? – Мы подошли к домику на дереве. Может, поэтому я так нервничаю. – Что значит «жил в аду»?

– Он беспокоился о том, что может натворить твоя мать, ясно? Ему столько всего пришлось вытерпеть. Он не мог постоянно за ней следить. Ты даже примерно не представляешь, что там происходило!

– Конечно, не представляю. Никто же мне не рассказывал. Так что произошло?

– Это случилось, когда ты была совсем маленькой. Твоя мать никогда не была с тобой по-настоящему близка, как обычно бывают близки мать и ребенок. Эндрю защищал твою мать и никому про это не рассказывал.

У меня над головой от дуновения ветра шевелится ветка, и сверху на меня каскадом летит вода, шее сзади холодно.

– О чем ты говоришь? Что случилось?

– Мы не видели причины тебе это рассказывать. Но она стала тебя трясти, понимаешь? Ты плакала и плакала, а она явно была на грани срыва, она разозлилась, стала орать на тебя и трясти. Твой отец вовремя оказался рядом. Еще бы чуть-чуть – и… Твой отец был в отчаянии, не знал, что делать.

Сердце стучит так, что отдает у меня в ушах.

– Мама сделала мне больно? Как-то навредила?

– Да, и твой отец постоянно беспокоился, что это может повториться.

Я молчу. Я не думала, что история моей семьи может оказаться еще более болезненной, но внезапно оказывается.

– Я знаю, что тебе было очень трудно в детстве, – продолжает говорить Делла. – Я правда с тобой намучилась. Я очень старалась. И я знаю, что ты думаешь, будто мы тебя подвели, но когда Нейта облили кислотой… Ты – единственная, кто знал, что он там будет. Что мы должны были думать?

– Это сделала не я.

Я вспоминаю кассеты, записанные бабушкой. Неужели на самом деле это она его облила? Делле я этого не говорю. Я ей не доверяю.

– Еще Эндрю мучился с Джозефом, – продолжает Делла. – Делал все возможное для этого парня. Он планировал уехать с ним на выходные, чтобы попробовать установить контакт, сблизиться.

– Уехать на выходные? Когда?

– Как раз перед тем, как случилась трагедия! Он все организовал. Он даже купил одежду с логотипом этой дурацкой компьютерной игры Джозефа. И это после того, что устроил Джозеф.

– Что устроил Джозеф?

– О боже, разве теперь это имеет значение? Твой отец выяснил, что Джозеф и Нейт принесли заразу на ферму ваших родителей. Эти идиоты преднамеренно заразили овец ящуром.

Глава 50

Джозеф

Похоже, мой мозг приберег самые жуткие воспоминания напоследок. Я гадаю, не вспомню ли я то, что сотворил со своей семьей, как раз перед самой смертью.

Воспоминание всплывает внезапно. Так резко и болезненно, словно какой-то реальный предмет проткнул мне голову. Погребальные костры. Я стою и смотрю, как плачет мама, Селли и Бенджи просто воют, даже отец плачет, и я понимаю, что поступил плохо. Не то я сделал. Овцы сложены большой кучей, ногами вверх. Ноги совершенно неподвижны и торчат под странными углами. Невыносимо смотреть на них в таком виде. Я не знаю, что я думал, как я себе представлял последствия, но я точно не представлял груду мертвых овец, черный дым, поднимающийся к небу, и этот невообразимый запах. Нет, это я и представить себе не мог.

Глава 51

Ева

– А, это. – Нейт хромает в дальнюю часть комнаты, берет пешку из набора для игры в шахматы и держит ее над головой.

– Да, это, – говорю я. – Что там за хрень была на самом деле?

– Это не имеет отношения к случившемуся.

Серена стоит у книжного шкафа. Похоже, мыслями она не с нами, смотрит в пространство, словно пытается решить в уме какие-то арифметические задачи.

– Почему ты говоришь, что не имеет? – Мне хочется наорать на него, и я прилагаю усилия, чтобы не повышать голос. – Вы с Джозефом занесли ящур на нашу семейную ферму, и ты не считаешь нужным об этом даже упомянуть? Боже праведный.

– Хорошо, хорошо. Предполагаю, что его отец мог об этом узнать, и это стало причиной скандала.

– Я даже не знаю, с чего тут начать, но давай начнем с вопроса: почему, черт побери, вы это сделали?

Нейт возвращает пешку на шахматную доску.

– Я это сделал, потому что был идиотом, как я вам уже говорил. Я был рад вписаться в любое плохое и антиобщественное дело.

– Но ты сам говорил, что Джозеф таким не был. Твоим родителям, по твоим словам, нравилось, что ты проводишь время с ним, потому что он был другим. Так почему он это сделал?

– Наверное, потому, что не любил отца.

– Он его так ненавидел, что был готов убить его овец? Уничтожить семейный бизнес? Какая нелепица. В чем смысл?

– Ты предполагаешь, что мы действовали рационально, здраво мыслили, но в нас кипела злость. Я сейчас даже не помню, из-за чего мы злились, но она сидела в нас, бурлила под поверхностью.

– Как вы это сделали? Я имею в виду, как вы чисто технически заразили овец?

– Мы знали одного парня в школе, на ферме родителей которого у овец был ящур. Мы туда пробрались и набрали мешок дерьма в овчарне, а затем раскидали его