Я на мгновение задумался. Создание врага. Да, это могло пригодиться — при условии… При каком же, надо сообразить. Ага: при условии обратного преобразования, когда уничтоженная кора станет возвращаться в предыдущее состояние, то есть сделается снова моей кожей. Итак: вызов суперкороедов; это какая же плоскость? Хотя бы пакет вспомнить для начала и, конечно, знак — плюс или минус, не то проищешь так долго, что уже ни к чему окажется… Интересно, а мозг тоже деревенеет? Вот поживем — увидим… Нет. Не смогу. Не успею: чувствуется, как кора шевелится уже под рубахой. Руками еще можно владеть — но это, пожалуй, последнее, что мне еще повинуется, да и то — надолго ли? А еще хуже — то, что и мысли становятся все более замедленными, мозг работает лениво, того и гляди — откажет совершенно. Ну — последнее напряжение, и если и оно не поможет -…

Вот оно: местная инверсия времени! Единственное, что сейчас хоть как-то может помочь. Если, разумеется, удастся…

Я застыл. Зажмурился. Сосредоточился, вызывая в памяти формулу локальной инверсии. Как она там начиналась? Ага: Ohe, Tempus aeternum, Praeceptor mundi! Дальше, дальше!.. Nihil intent, et referent prae mediam noctem me novi fluctus tuus… Так, вроде бы? Если нет, то мне, похоже, будет хана…

К такой печальной мысли привели меня глаза, а вслед за ними и уши; они недвусмысленно свидетельствовали, что сверху по ручью с ужасным треском и плеском приближается нечто, громко сопящее и то и дело всхрапывающее — статями никак не уступающее бегемоту в расцвете лет. Не хватало только, чтобы существо это и оказалось тем самым суперкороедом…

К счастью, познакомиться с ним ближе я не успел. Обращенная к Вечному Времени формула все-таки сработала, хотя сильно подозреваю, что в чем-то там я поднаврал. Но так или иначе…

Мысли внезапно стали прерываться, из ровной линии превратились как бы в пунктир. Озноб. Застучало в висках, послышались какие-то звуки, не беспорядочные, а организованные, подчинявшиеся определенному ритму. Не сразу, но я понял: это мои друзья из Производного Мира нащупывают меня, заставляя мою спящую плоть, играющую сейчас роль приемника, шарить в континуумах в поисках моей наверняка очень слабой сейчас волны… Значит, время моего первого выхода истекло; наверное, потому Тигр Подземелья (или мой куратор Дуб) и решил вытащить меня силой, видя, что в назначенное время я не возвращаюсь. Это произошло, нужно заметить, очень кстати.

Насколько было в моих силах, я попытался ответить на вызов. Но вряд ли у меня получилось бы, слишком уж далеким и запутанным был путь. Наверное, мне сейчас и в самом деле стоит побыть какое-то время в яви — хоть немного восстановиться. Если, конечно, обстановка поможет.

Ну что же — ехать, так ехать, — как, по слухам, сказала одна канарейка.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

В СВОЕЙ ПОСТЕЛИ

После долгого отсутствия научиться вновь ощущать свое тело — работа затяжная и сложная. Время идет — невозвратно уходит, как только и может быть здесь, в Производном Мире, — а ты все лежишь, заново открывая и осваивая одно за другим: руку, вторую, ноги, спину, живот, шею, все остальное — медленно, с какой-то робостью пытаешься привести их в движение, но это удается не сразу, страх усиливается, почти достигает уровня отчаяния; ага, вот наконец инертная масса едва заметно отвечает на твой призыв, твою мольбу, твою угрозу — чуть уловимым, слабым-слабым движением, но все-таки отвечает, свидетельствуя о покорности. Несколько минут как бы бесцельного шевеления под — чем это накрыто тело, одеялом? Простыней? — под забытым покровом, и спокойствие возвращается: ты в очередной раз вышел из Пространства Сна, проснулся наяву, и можно расслабиться и открыть глаза в мире, в котором не происходит мгновенных, неожиданных и часто необъяснимых сдвигов, наплывов и других перемен.

Я открыл глаза, когда в конце концов удалось наладить ритм дыхания (почему-то именно это бывает самым сложным, хотя должно бы быть наоборот). Медленно переводя взгляд с одного на другое, принялся фиксировать обстановку. При пробуждении самое, пожалуй, приятное — факт узнавания, когда здороваешься с привычными и потому как-то необычайно дорогими предметами.

Но на этот раз я почему-то не узнавал их.

В поле моего зрения не оказалось ни тумбочки, ни легких больничных стульев из какого-то прочного пластика, ни приборного шкафа, на чьих шкалах я мог бы сейчас увидеть, как оценивается мое состояние бесстрастными наблюдателями и анализаторами. Недоставало также обеих капельниц, которым полагалось медленно ронять жидкость сквозь воткнутые в мое тело иглы. Отсутствовали многочисленные датчики, которые я привык ощущать на теле, а больше всего — на голове. Да и вообще… Каким-то непривычным был свет. И опирался я всем телом не на знакомую койку — механизированную, автоматизированную, компьютеризированную и так далее. Не на нее.

Я был не в Институте? Не в той палате, в которой освободился от тяжести тела, откуда направился в мгновенный перелет в Пространство Сна? В таком случае, мне следовало оказаться дома; возможно, в моей памяти что-то перепуталось за время блуждания в ПС, и я теперь уже не очень хорошо помнил, откуда именно уходил в Пространство Сна. Так порой случается; тогда воспоминания возвращаются несколько позже, однако в любом случае противовесом клинике могло явиться только мое собственное жилье, третьего не было дано. В полном соответствии с формальной логикой, какую преподавали, а может, и сейчас преподают в школе.

Нет, то не была моя обитель, и почивал я не на своем диване, на котором давно уже знал каждую неровность, вылежанную моим телом за немалые годы, — а на каком-то ложе солдатского типа, склепанном из железных полос, на комковатом матрасе, под тонким и грубым одеялом, от каких давно успел отвыкнуть. А помимо этой койки, в небольшой комнатке не было ничего из других вещей, с которыми я мог бы поздороваться, как со старыми знакомыми. Два простых стула, стол, и на нем что-то, отсюда не вполне различимое: то ли кейс, то ли какая-то электроника, но не нашего уровня. Окно; оно было совершенно черным — может быть, на дворе стояла глухая ночь, но возможен был и другой вариант: окно (которого в Институте быть не могло, а тут было, но ничуть не похожее ни на одно из окон моей квартиры) загородили ставнями или завесили каким-то непроницаемым для солнца материалом, как если бы шла война и требовалась светомаскировка. Свет в помещении исходил из плафона,