Матерюсь сквозь зубы и встаю с койки. Нет уж, у меня всего шесть часов на сон, и я намерена использовать их по назначению.

Одеваюсь, сую подушку под мышку, скомкав, подхватываю одеяло и выхожу из каюты.

* * *

Ночью по корабельному времени в коридорах «Старой ласточки» горит приглушенный свет. Мягко подсвеченная схема судна находится на стене. Останавливаюсь напротив, вглядываюсь: есть помещение под названием «кают-компания», а есть «смотровая палуба».

— Куда пойти, куда податься? — бормочу себе под нос.

Смотровая находится на уровень выше жилых кают, но ближе по расстоянию. А до кают-компании идти по прямой через весь корабль, почти до самой рубки, находящейся, как ей и положено, в носу судна. Как по мне, выбор очевиден: спать хочется ужасно — не до длительных прогулок.

Никаких лестниц — вверх ведет коридор под наклоном. И я бреду по нему со своей ношей в виде одеяла и подушки, почти не разбирая дороги и засыпая прямо на ходу. Поэтому-то и врезаюсь в кого-то у самого выхода на смотровую, да так неожиданно, что отскакиваю от внезапного препятствия, как теннисный мячик. Повезло, что в руках у меня объемный сверток — так и нос расквасить недолго.

— Что ты тут делаешь? — шиплю возмущенно, рассмотрев, кого судьба вынесла мне навстречу.

Джек, держащий под мышкой точно такую же подушку, как и у меня, корчит гримасу.

— Тот же вопрос.

Закатываю глаза.

— Марла храпит, как носорог, — признаюсь.

— Билли тоже.

Прыскаю. Вот уж друзья по несчастью.

А потом до меня доходит.

— Погоди, членам экипажа тоже подселили «гостей»?

Джек бросает на меня снисходительный взгляд.

— Я, кажется, тебе уже говорил: я не член экипажа. «Старая ласточка» — наемническое судно. Иногда я пользуюсь их услугами, не более.

Ага, как же.

— И поэтому они ласково зовут тебя Малышом и обнимают при встрече? — Хитро прищуриваюсь.

Джек пожимает плечами, будто в таком отношении нет ничего необычного.

— Мы давно знакомы.

И все, больше никаких пояснений. Ладно.

А он тем временем касается сенсора двери.

— Ну, ты идешь? — Оборачивается на пороге.

Он еще спрашивает? Не буду же я позорно убегать, поджав хвост, только потому, что присмотренное мною место оказалось занято? Впрочем, это еще надо разобраться, кто из нас подошел к двери первым.

Усмехаюсь, вздернув подбородок.

— Если ты не храпишь во сне, я — в деле!

Джек мученически возводит глаза к потолку и пропускает меня вперед.

* * *

Освещение Джек не включает, зато оставляет открытой дверь в коридор, откуда внутрь попадает достаточно света, чтобы видеть очертания предметов и не спотыкаться в темноте.

Ну, что я имею сказать? Смотровая палуба — она и есть смотровая палуба. И больше всего здесь… палубы. Пустой. Но имеются один длинный диван и два кресла. Увы, нераскладных. Но это разве мои проблемы, если меня по-джентельменски пропустили войти первой?

Так что, без раздумий плюхнувшись на диван, откидываюсь на спинку и раскидываю в стороны руки и ноги. Хорошо-о-о… Блаженно прикрываю глаза и тут же их распахиваю от внезапно раздавшегося скрипа.

— Что ты делаешь? — требую объяснений, видя, как Джек, взявшись за высокую спинку, толкает к — моему! — дивану одно из кресел.

Он бросает на меня взгляд.

— А как ты думаешь? — И продолжает свое подлое дело.

— Я думаю, что ты собрался покуситься на мой диван, — бурчу, обняв подушку и всем своим видом выражая протест.

Да только Джек не тот человек, кому есть дело до чьих-либо протестов.

— Верно мыслишь, — усмехается он, но все же снисходит до объяснений: — Диван для двоих слишком узкий, кресла — прощай позвоночник. А если сесть на диван и положить ноги на кресло — самое оно.

Корчу ему гримасу, но этот зараза даже не смотрит в мою сторону; берется за второе кресло.

Что лучше: делить убежище с Джеком или терпеть храп Марлы до самого утра? Увы, выбор очевиден. Можно, конечно, отправиться в кают-компанию. Но где гарантии, что и там не занято? А бродить до утра в поисках свободного угла мне точно не хочется.

— Ближе, — ворчу, сдаваясь и подтягивая колени к себе, чтобы освободить место. Двигает. — Еще ближе, — командую. — У меня же ноги короткие.

Джек на мгновение останавливается, чтобы одарить меня насмешливым взглядом.

— Серьезно? Учитывая твой рост, они у тебя от ушей.

Скажи это кто другой, непременно сочла бы за комплимент. Но Джек — это Джек, поэтому немедленно огрызаюсь:

— Сам ты коротышка!

Он ржет, но покладисто подвигает кресло поближе.

Сползаю по сиденью вниз и вытягиваю ноги. О, и правда удобно!

Обойдя собственноручно настроенные препятствия, Джек плюхается рядом, диван вздрагивает.

— Не тряси, — ворчу для проформы, пристраивая свою подушку и так и этак, но пока не решив, как будет удобнее.

— Уже не трясу, — откликается Джек.

Однако диван тут же снова вздрагивает. Оборачиваюсь: кладет подушку под голову, откидывается на нее затылком и прикрывает глаза. То-то же.

Копирую его позу и, сползя по спинке еще ниже, воинственно складываю руки на груди. Последнего пристанища лишил, гад такой.

Поворачиваю к нему голову, намереваясь сказать еще какую-нибудь гадость. Ну а вдруг я его таки выбешу, и он сам уйдет, оставив диван в моем личном распоряжении? Потому как то еще удовольствие спать бок о бок с мужчиной, тело которого так и манит, чтобы до него дотронулись.

Ага, фигушки. Держись, Кайя, ты — кремень.

И тут до меня доходит, что я впервые вижу этого камикадзе гладковыбритым. Без щетины Джек выглядит младше и менее брутальным, но ему идет. Однако брился он явно не для красоты, а для обработки ран: в полумраке белые полосы пластыря на его лице кажутся особенно яркими: три на скуле, одна на брови и две блестящие тонкие, как ниточки, скрепки на нижней лопнувшей губе.

— Ты как вообще? — вместо планируемой колкости спрашиваю неожиданно серьезно даже для самой себя.

Джек, удивившись не меньше моего, распахивает глаза. И на его лице даже при таком освещении ясно виден вопрос: с чего вдруг такая забота?

Приятель, не поверишь, сама в шоке.

Но он ждет ответа, и я невинно пожимаю плечом, мол, что, уже и спросить нельзя?

— Нормально все. Вот, подлатали. — Морщится, касаясь скрепленной губы кончиком пальца. На