– Сегодня мы здесь для вынесения приговора Гэри Леону Риджуэю, – начал судья Джонс.

Далее он объяснил, что время для обращений к суду ограничено десятью минутами на человека. И далее сказал, что этого, конечно же, не достаточно, чтобы выразить «безграничную и глубокую боль или чувства, что вы испытываете к Гэри Риджуэю».

Гэри Риджуэй в Суде округа Кинг, 18 декабря 2003 года

Затем прокуроры зачитали обвинения против Риджуэя – все сорок восемь – отметив имена идентифицированных жертв и информировав суд, что в результате сделки с Риджуэем и признания вины по каждому обвинению, они требуют «пожизненного заключения в тюрьме без права досрочного освобождения».

Решение судьи Джонса зачитать все имена и вынести приговор по каждому отдельному убийству, потребовало много времени. Но мы были не в обиде. Это оказало мощное воздействие на присутствующих, сосредоточив наше внимание на том, что, по крайней мере, отчасти мы собрались там почтить память сорока восьми душ и взять контроль над чистым злом в лице Гэри Риджуэя.

После зачитывания обвинения, десятки людей высказались о погибших девушках, о том, как убийства повлияли на их семьи и дальнейшей судьбе ответственного за это человека. Многие напомнили нам, что жертвы не были карикатурными персонажами – уличными людьми и проститутками – каковыми их периодически представляют СМИ. Они были энергичными молодыми девушками с мечтами и надеждами. Их любили при жизни и горько оплакивали после смерти.

Как я и ожидал, некоторые ораторы подвергли критике сделку о признании вины, а мать Конни Наон сопровождала свое выступление колкими ремарками в сторону целевой группы и её следователей. «Если бы расследование шло нужным путём, многие из нас не оказались бы сегодня в этом суде», – сказала Хэлен Дэкстер. Она также жёстко прошлась по СМИ и прокурору, Норму Мэлингу. Сказала, они «продали» интересы её семьи.

Несколько раз Хэлен Дэкстер упомянула продолжающуюся виктимизацию её семьи. Думаю, это была одна из причин, почему она сосредоточила свой гнев на мне и других, кто сделал всё, что мог по делу Грин-Ривер. Ей казалось, что её семья находится под нескончаемыми атаками, поэтому ей приходится отбиваться по всем направлениям.

Другие выступающие показали, что находятся на разных этапах примирения. Но естественно, почти все источали ненависть к Гэри Риджуэю. Говорили он был «мусором», «животным», «террористом», «трусом» и похуже. И, что смерть – слишком лёгкое испытание для него. Вместо этого он должен каждый день страдать, а потом провести вечность в аду. Но начав говорить о себе и своих ушедших любимых, один выступающий за другим, выразили понимание, благосклонность, осмысление и мужество.

Кэти Миллс, мать Опал Миллс, показала глубокую духовность и преданность христианству, что не могло не удивлять.

– Хочу поблагодарить мистера Риджуэя за отсутствие судебного процесса, – сказала она, поправив свои старушечьи очки и глядя на человека, убившего её дочь. – Было бы действительно тяжело пройти через него. Достаточно и того, что есть. Вы можете сказать «простите», но это не вернёт Опал. Все эти годы вы держали нас в рабстве, потому что мы ненавидели вас и хотели вашей смерти. Но теперь всё закончится, если конечно, мы сможем простить вас. Гэри Леон Риджуэй, я прощаю вас. Я прощаю вас.

Сидя за столом защиты, Гэри обернулся к миссис Миллс и начал кивать.

– Больше вы не властвуете надо мной, – продолжала миссис Миллс. – С вами покончено. Я обрела мир за пределами человеческого понимания. Сегодня я живу для того, чтобы однажды оказаться вместе с малышкой Опал… Хочу сказать «прощайте», Гэри Леон Риджуэй.

С этими словами Кэти Миллс отвернулась от Риджуэя и передала микрофон своему сыну, старшему брату Опал, Гаррету. Несогласие с мнением матери, было, своего рода, подтверждением крепкой связи с сестрой. Он извинился перед матерью, но сказал, что не может простить Риджуэя. Она посмотрела на него с любовью в глазах, молча призывая продолжать. Затем Гаррет прочитал отрывок из своего дневника. Он был написан в тот день, когда он посещал места, однажды посещённые вместе с Опал – школы, игровые площадки и бывшие дома, включая и берега Грин-Ривер.

– Я пошёл в школу, где мы играли и думал о её маленьком пухлом личике и её коробке для завтраков «Кэйр Беар», – сказал он. – Я оставил розу на той площадке, где мы сидели и размышляли о будущем.

Он объяснил, что Опал мечтала «завести детей, достаточно зарабатывать, чтобы прокормить их, и чтобы был сын и дочка с именами Гаррет и Опал. Мы все жили бы в большом купленном ею доме и смотрели мультики, засиживаясь допоздна».

Было очень трогательное видеть этого молодого человека и слышать его нежные слова и наполненные любовью воспоминания о сестре. Она назвал её крепким «маленьким орешком». Она всегда заступалась за него, сказал он, говоря задирам: «Это мой брат и вам лучше закрыть свои рты или получите сэндвич с кулаком».

Я легко представил себе сцену посещения Гарретом школы, где он и Опал иногда вместе танцевали возле музыкального автомата в буфете, когда рядом никого не было. «Я съел самый большой пончик, какой смог найти», – сказал он с улыбкой. – «Из солидарности с её постоянной озабоченностью своим весом».

Запись в дневнике заканчивалась тем, как он сидел на скамейке рядом с точкой, где нашли тело его сестры. Он почти двадцать лет не подходил к водам Грин-Ривер. На берегу стояла пара рыбаков, закидывающих поплавки. Прогуливалась влюблённая пара. «Я сел на скамейку и заплакал», – сказал он.

Другие делились воспоминаниями о маленьких девочках, которые любили лошадей, катались на велосипедах и играли в софтбол. Вирджиния Грэхам ясно дала понять, что её сестра Дебби Эстес не виновата в обстоятельствах, приведших её в руки Риджуэя. Она выбрала улицы, чтобы сбежать «от первого монстра в её жизни», – того, кто издевался над ней.

Как и многие другие, Вирджиния приветствовала тот факт, что Риджуэй будет страдать в тюрьме и с нетерпением ждала его смерти. «Вы от чего-нибудь да умрёте», – сказала она. – «Тогда моя жизнь вернётся на круги своя. Не потому, что умрёте, а потому что зло, которым вы решили стать, покинет эту землю и вернётся в ад, откуда и пришло».

Горе и гнев выступавших женщин не оказали видимого влияния на Гэри Риджуэя. Он повернулся к тем, кто говорил, но смотрел сквозь них немигающими глазами. Он снова «играл», действуя так,