Один раз Риджуэй ушёл в лес и убил девушку, когда его сын сидел и ждал в грузовике. Наши детективы добились от него признания: если бы его сын вышел из машины и стал свидетелем убийства, Риджуэй убил бы и его.

– Как вы думаете, что он сделает, узнав об этом? – спросил я.

– Ну… думаю, расстроится.

– Думаете, он захочет навестить вас?

Вопрос привёл его в замешательство. Он хотел было что-то возразить, но я видел – дело сделано. Дальше он стал говорить о том, как будет страдать в тюрьме, ещё больше жалея себя. Я не мог удержаться от издёвки.

– Вы всех их убили, Риджуэй. Вы всех их убили.

– Да, я знаю.

– И думаете, будете страдать, сидя в камере?

– Не так сильно, как девушки, которых убил.

Дабы убедиться, какое клеймо он получит в тюрьме, я объяснил Риджуэю, что он не просто убийца. Он был насильником, а насильники занимают низшую ступень во всех тюрьмах. Он возразил, что платил им за секс перед тем, как убить. Мы обсудили это немного, после чего мне удалось убедить его, что после возвращения денег секс становился изнасилованием.

– Наверное, – согласился он. – Значит я убийца-насильник.

Это признание не показалось мне искренним, но, опять же, я и пришёл к Риджуэю не за искренностью. Если честно, то больше я хотел, чтобы он знал о моём мнении о нём. Позже, смотря видеозапись, я увидел, что общался с ним буквально нос к носу. И выразил достаточное количество злости и ненависти. Больше всего это проявилось по поводу применения излишней физической силы – лигатуры буквально врезались в плоть жертв, – и его нежелания творить зло глядя им в глаза.

– Ты трус, – сказал я. – Ты задушил их со спины. Задушил молодых невинных девушек со спины. Шестнадцатилетних девушек. Ты оказался позади и задушил их. Ты – зло; кровожадный, ужасный и трусливый человек.

На мгновение Риджуэй замолчал. Он таращился за меня со всем этим злом и трусостью в своей душе и затем произнёс три слова, которые дали знать, что я добился своего.

– Да, я – трус.

Глава 19

Всё ради родственников

Никакие записи дела о серийном убийце, над которым мы работали почти двадцать лет не должны заканчиваться его словами – даже, если это признание вины. Гэри Риджуэй не заслуживает этой чести, потому что, всё-таки, важнейшими фигурами истории остаются жертвы и те, кто остался после них.

С того дня, когда я стоял на берегу Грин-Ривер и размышлял о трёх молодых прерванных жизнях, меня двигало вперёд общение с родственниками. Они полагались на меня для привлечения убийцы к ответственности и в обмен на доверие, проявили доброту и поддержку. В последующие годы никто из нас не терял надежды. И мы стали ближе, чем я мог представить.

Я держал их в уме, когда допрос Риджуэя подходил к концу и приближались две важные даты суда. Первый должен был состояться 5 ноября 2003 года, где Риджуэй признал бы свою вину. Второй примерно через шесть недель, на который судья пригласил выступить родственников перед вынесением приговора о пожизненном заключении.

Мы смогли сохранить сделку о признании вины в тайне, но знали, при обнародовании последую сильные волнения, особенно со стороны семей жертв. Поэтому мы с Нормом Мэлингом решили рассказать об этом заранее. Округ арендовал гостиничный номер к югу от Сиэтла, и мы встретились к каждой пожелавшей прийти семьёй. Я оставался там в течении трёх дней подряд – с восьми утра до восьми вечера – объясняя наше решение, отвечая на вопросы и, при необходимости, оказывая поддержку или служа мишенью для любых нападок.

Шериф Райкерт в зале суда, когда Риджуэй был признан виновным в сорока восьми убийствах

На каждую семью выделялось пол часа, но некоторые не хотели находиться там так долго. Другим же – большим группам из родителей, бабушек и дедушек, сестёр и братьев – нужно было больше времени озвучить свои вопросы. К счастью все старались идти на уступки, поэтому нам удалось принять всех посетителей.

Как только я объяснил условия сделки, большинство семей согласилось с тем, что она вела к максимально возможному правосудию. Но не всем это было по нраву. Члены минимум трёх семей оказались разъярены от возможности Риджуэя прожить свою жизнь, в то время, как их дочери и сёстры ушли навечно.

Например, в ярости был Том Эстес. Он считал, Риджуэй не заслужил никакого другого приемлемого наказания, кроме смерти. Далее он сказал, что мы всё время запарывали расследование, а могли бы предотвратить многие убийства. «Вы не достаточно хорошо старались», – сказал он. Его воротило от Службы шерифа, и он больше не выказывал уважения ни ко мне, ни к моей команде детективов и помощников.

Тяжело было принять слова Тома после всего, через что я прошёл с семьёй Эстес. Никто лучше Тома не знал всю глубину моих обязательств. Я вспомнил как раскрыв дело Дебби, мы оба разделили слёзы и объятья, и Том сказал мне: «Ты сдержал обещание». А теперь он перечёркивал годы поддержки и отношений, которые я считал нерушимыми.

Другой удар я получил от семьи Конни Наон. Сделка с Риджуэем дала обилие информации о смерти Конни. Но вместо благодарностей, её родственники решили напасть на меня и других членов целевой группы, потому что долгие годы полиция держала их под подозрением. Они считали, что офицеры дорожной полиции останавливали их без веской причины, а членов семьи подросткового возраста помощники шерифа из местного участка незаслуженно считали проблемными. Предположительно, поэтому их дочь и оказалась на улице.

К счастью, почти все остальные семьи смогли понять наш выбор, и осознали его правильность. И когда некоторые отметили «вы тоже жертва, шериф», я понял, они считали, что моя роль была гораздо весомей, чем можно было представить. Они видели во мне человека, объединившегося с ними в ужасном и наполненном горем деле.

За неделю до Рождества я присоединился к семьям и друзьям жертв Гэри Риджуэя на слушаниях в Суде округа Кинг в Сиэтле. Непосредственно перед выходом судьи, Том Сэвидж и несколько помощников шерифа привели убийцу за стол защиты. Он был одет в тюремную одежду: белые хлопчатобумажные брюки и белый свитер с красной футболкой под ним. Лицо было бледным из-за долгих дней, проведённых без солнечного света.

Подходя к столу, Риджуэй смотрел