— Ты все еще думаешь, что он попытается проникнуть сюда? — спросил Шпандау у Спеца.

— Да я в этом уверен. Пока не удостоверишься, что его прикончили, я бы на твоем месте держался отсюда подальше.

Виньон и Шпандау осматривали подступы к вилле. Стены, как и говорил Виньон, явственно напоминали крепость. Попасть внутрь, перебравшись через них, было нереально. Граница усадьбы проходила чуть ниже по холму, и мужчины неторопливо двинулись вниз по склону. Вскоре Виньон обратил внимание на старую решетку.

— Гляди-ка.

Они раздвинули кусты. Виньон достал из заднего кармана брюк фонарик и посветил в туннель.

— Похоже на дренажную трубу, — заключил он. — Наверное, чтобы в винных погребах не скапливалась вода. В этих холмах полно известняковых пещерок, которые идеально подходят для хранения вина. А в такую трубу ни один человек не пролезет.

— Перек — паренек мелкий.

— Да у тебя паранойя! К тому же метрах в шести отсюда туннель завален. Дальше хода нет. Смотри сам.

Шпандау заглянул внутрь и вынужден был согласиться с Виньоном. Они еще немного побродили по окрестностям, а потом вернулись в дом, удовлетворившись результатами.

— Все-таки уезжаешь? Не передумал? — спросила Анна ночью.

— Вылетаю утром первым же рейсом.

— Как ты думаешь, может быть, когда я вернусь?..

— Не хочу ничего планировать, я сейчас ходячая катастрофа.

— Но ты ведь попрощаешься со мной прежде чем уйти? Обещаешь?

— Если ты к тому моменту уже проснешься.

— Не волнуйся, проснусь с петухами, — заверила Анна.

ГЛАВА 18

Он не умер. Нет, не умер.

Пролежал на чердаке много часов или дней, а может, недель или лет, и так и не умер. Только дрожал, метался, беззвучно бормотал себе под нос (они найдут меня, твердил ему мозг, они меня найдут), блевал со стены в непроглядную тьму, а потом стягивал с себя штаны и, лежа на боку, свешивал с края задницу, и дерьмо жидкой кашицей стекало по ягодице в пропасть. Вонь, казалось, заполнила собой весь чердак. Сколько он так провалялся со спущенными штанами, не в силах пошевелиться? Наконец он все-таки смог натянуть штаны, дерьмо, должно быть, намертво присохло к коже, но Переку было не до того. Он отполз обратно в свой укромный уголок, где чувствовал себя в безопасности. Да, почувствовать себя в безопасности — это важно.

Но он так и не умер.

Время шло. Перек засыпал, просыпался, снова засыпал и опять просыпался, и всякий раз до него доходило, что он все еще может умереть. Его беспокоила не столько сама смерть, сколько сознание, что он так и не осуществил задуманного. Вот после этого он мог бы умереть без сожаления. Только мысль о поступке, который стал казаться ему делом всей его жизни, не давала Переку испустить дух.

«Пора», — сказала ему Анна. Иногда она маячила в самом конце чердака, звала его, напоминала ему о долге. Он переползал на площадку над ее комнатой и лежал там, пока она спала этажом ниже. Перек прислушивался и думал (он был в этом уверен), что слышит мягкий шелест ее дыхания. Он был преисполнен великой любви к Анне и не сомневался, что понимает ее как никто другой. Они были двумя половинками одного целого, Перек всегда это знал. Души-близнецы, соединенные кровью и жертвоприношением. Перек передвинулся точно на то место, под которым стояла ее кровать, лег туда, будто прямо на тело Анны, и принялся осыпать поцелуями ее лицо и глаза. Он говорил ей: «Я люблю тебя, я понимаю тебя», — и ожидал, что она ответит тем же, но она не отвечала, ее вообще не было рядом, а он целовал тыльную сторону своей ладони. Нужно было поговорить с ней как можно скорее, пока не слишком поздно.

Он открыл люк и обрушился в темноту. Одна нога подогнулась, и он упал, но вовремя спохватился и не издал ни звука. Он был бесшумен, как мышь. И двигался в темноте, словно мышь. Приоткрыв дверь кладовки, Перек выглянул в коридор. Никого. Где же ее комната? Он пересчитал закрытые двери и напряг память. «Далеко ли я отполз?» Он поглядел на потолок, представляя себе, как ползет по чердаку. Да, должно быть, вот эта дверь. Перек выбрался в коридор и заскользил вдоль стены. Поврежденная при неудачном падении нога подрагивала. «Только бы не упасть, ни за что не упаду!» Вот и дверь. Перек прислушался. Потом повернул ручку и приоткрыл створку — на самую малость. Снова долго вслушивался. Различил звук ее дыхания. Несомненно, ее. Она была там! Всего в нескольких метрах от него! Перек открыл дверь ровно настолько, чтобы прошмыгнуть внутрь — тихо, как мышь. А потом закрыл ее за собой. Постоял в полной темноте, прислушиваясь к Анне, ее дыханию, шороху простыни. Иссиня-черная фигура на кровати. Вдруг она повернулась, и лицо ее озарилось слабой красной подсветкой часов, стоявших на прикроватном столике.

— Дэвид? — сказала она.

Пока Перека было не разглядеть, Анна молчала, но вдруг ее глаза расширились, а губы приоткрылись, словно она вот-вот закричит — Перек подоспел в то же мгновение и, зажав ей рот рукой, предупредил:

— Не вынуждай меня делать тебе больно, у меня нож, не вынуждай меня делать тебе больно.

Он приложил опасную бритву холодной плоской стороной к ее горлу и почувствовал, как она вздрогнула, а потом застыла в неподвижности.

— Не вынуждай меня делать тебе больно, я и сам этого не хочу. — Анна кивнула. — Если закричишь, мне придется тебя убить. За себя я не боюсь. Меня все равно прикончат, но тебе я зла не желаю. Просто хочу поговорить, хорошо? — Он подождал. Ответа не последовало. Тогда он встряхнул Анну, приставил лезвие к ее щеке. — Хорошо?

Да, она кивнула. Рукой с бритвой он обхватил шею Анны, так что лезвие оказалось у самого подбородка. А потом отодвинул руку.

— Ты не обязан все время держать эту штуку у моего лица, — сказала Анна. — Можешь положить ее, и мы спокойно поговорим.

— Нет, я не могу ее убрать. Если бы не она, ты бы сейчас со мной не разговаривала. Даже я это понимаю. Не такой я дурак.

— Как ты сюда попал?

— Я призрак. Я следую за тобой по пятам. И могу проникнуть куда угодно. Тихо, как мышь.

— Отпусти меня, и мы поговорим. Обещаю.

— Нет, помолчи немного, пожалуйста. Дай мне подумать. Я неважно себя чувствую.

— Ты болен. Давай позовем врача.