Звучало это чудовищно.

Впрочем, Дон не всегда был так строг. Как-то, во время летнего отдыха в крымском санатории «Курпаты», образовалась весёлая компания: Ирина Архипова, только что спевшая Кармен с итальянским гастролёром знаменитым тенором Марио Дель Монако, её муж Володя Дегтярёв, цирковой акробат в отставке, очень привлекательный внешне и к тому же добрый, известный актёр МХАТа и кино, трижды лауреат Сталинской премии фактурный красавец Михаил Михайлович Названов с женой Викланд – толстой усатой бабищей с ухватками субретки, и мы с Доном. Названов сразу положил на меня свой блудливый глаз, как на самую молодую и хорошенькую, но супруга держала его мёртвой хваткой. Дон делал отсутствующий вид. В Москве знакомство продолжилось, и однажды после изысканного обеда в ресторане «Арагви», где Названов был завсегдатаем, мы отправились к нему домой. Викланд уехала на гастроли, и сбросивший семейные цепи муж жаждал продолжения праздника. Начали с одной бутылки Ново-Светского шампанского, ящик которого этот гурман и эстет неизменно привозил из Голицынских подвалов вблизи Судака, и как-то незаметно опустошили целых пять под варёный окорок – хлеба в доме не держали, чтобы не толстеть. Хозяин развлекал нас внушительной коллекцией порнографических рисунков знаменитых и не очень художников, а когда Дон отправился в туалетную комнату, начал жадно меня целовать и шарить по запретным местам. Я вяло сопротивлялась, прекрасно понимая, что это не более чем театральное представление, хотя и неожиданно острое на вкус. В нашем распоряжении было несколько минут, и богемный барин-шалунишка вовремя вернулся к свиной ноге. Дон, хоть и был сильно пьян, мне кажется, всё понял, однако промолчал, но дружба с Названовым на том закончилась. Когда актёр умер, по нынешним меркам совсем молодым, сорокадевятилетним, Ира Архипова с мужем развеяли его прах над Чёрным морем – так завещал любимец публики и женщин.

У тех, кто рано ушёл из жизни, есть прекрасное утешение: их не запомнят с обвисшими щеками в пигментных пятнах, или разжиревшими мастодонтами, как Архипова, или высохшими ящерицами, как Плисецкая. Они вечно будут прекрасны.

В наш первый отпуск из-за моего «интересного положения» мы с Доном не поехали на юг, а жили на госдаче в Серебряном Бору и купались в Москве-реке. Рядом – дом отдыха Большого театра, где у Дона осталось много приятелей и теперь организовалась устойчивая компания картёжников. Середина прошлого века – эпоха преферанса по копеечке, который, тренируя мозги, в тоже время хорошо соотносился с умеренной зарплатой. Дон, довольный таким времяпровождением, некоторое время пребывал в хорошем расположении духа.

Как-то ночью, получив очередную порцию наслаждения, промурлыкал:

– Всё-таки я тебя очень люблю.

Вращение Земли замедлилось.

– Всё-таки?! Значит, ты сомневался? Зачем же женился?

– Бес попутал, – расхохотался Дон.

Шутка? Пришлось улыбнуться в ответ. Но эти слова я ему не простила до сих пор. Недаром он называл меня злопамятной.

26 августа.

Получив на руки вожделенный синенький вузовский диплом, я почти сразу оказалась в роддоме имени Грауэрмана на Арбате, стареньком, тесном, но самом престижном, где и разрешилась благополучно младенцем мужского пола. Раньше посетителей в подобные заведения не пускали, чем молодой муж с облегчением воспользовался, осчастливив открыткой со стандартным текстом. К выписке принёс букет и конверт с деньгами – жертвенное подношение медсестре, передававшей новорождённого с рук на руки. Дон замешкался, не спеша взвалить на себя реальность отцовства, и голубой свёрток достался счастливой Крокодилице.

Дома муж подошёл к кроватке, с любопытством посетителя зоопарка посмотрел на крошечный недельный комочек, пускавший слюни. Распелёнатый Феденька тёмными волосиками и глазками-пуговками откровенно повторял стоявшую на страже бабушку. Дон сделал ему несмелую «козу» и надолго потерял интерес.

Учёные утверждают, что рождение ребёнка меняет структуру мозга отца. Это они Дона не изучали. Сын был для него странным существом, явившимся неизвестно откуда и связанным с ним не более тесно, чем купленный на рынке щенок. Зловредное, орущее и сосущее существо забирало время жены, которое прежде принадлежало ему целиком. Неправдоподобно крошечные пальчики не скоро смогут держать смычок, а что ещё можно делать с этой козявкой, Дон не знал.

Крокодилица, отвлечённая приятной ролью бабушки, на короткое время оставила зятя в покое. Купила внуку самую дешёвую коляску, какую только нашла, но поручить домработнице с ним гулять считала верхом расточительства, поэтому младенец часами лежал на балконе, выходившем на проезжую часть улицы, куда в престижных «сталинских» домах были ориентированы лучшие комнаты. Она привычно ездила на машине в магазины и к приятельницам и даже отдохнула от домашних забот в санатории.

Я не брала академический и продолжала учиться в институте, остальное внимание получал новорожденный – кормления, купания, суточные бдения. Помогала мне домработница. Чтобы ребёнок не мешал по ночам, детскую кроватку поставили в кабинете, но, когда Дон играл на скрипке, сын заходился в крике, совсем немузыкальном. Дон бесился. Баху младенец предпочитал погремушки, требовал, чтобы его брали на руки и с пулемётной скоростью производил закапанные пелёнки, которые отмокали в ванной, мешая принимать душ. Подгузники тогда ещё не изобрели.

Чтобы извлечь себя из этого радостного хаоса, Дон организовал длительные гастроли квартета по Сибири, и если мне удавалось до него дозвониться, ворчал:

– Не трать деньги и время, которое не совпадает с московским. Лучше спи по ночам, а не гоняйся за мной. Квартет – искусство мобильное, мы не сидим на месте, переезжаем из города в город.

Вернувшись, муж убедился, что малыш орёт громче прежнего, к тому же нечётко воспринимает звуки. Дон этому так поразился, словно я родила неведому зверюшку и не от него. Упрёкам, что он совсем не уделяет внимания ребёнку, искренне удивлялся:

– Но у него же нет слуха!

Как-то мы всей семьёй смотрели через линзу примитивного чёрно-белого телевизора детский мультик: комары, мухи и разные лесные насекомые танцевали и пели, а кузнечик должен был пропиликать на скрипке. Подросший Федя, который недавно освоил несколько слов, зашёлся от смеха и узнаваемо вытянул пальчик:

– Как папа!

– Идиотизм, – сказал Дон и вышел из комнаты.

Крокодилица довольно ухмыльнулась:

– Устами ребёнка глаголет истина.

Я не выдержала:

– Мечтаешь, чтобы ребёнок остался без отца?

– Господи, какой он отец? Недоразумение.

Контакт произошёл, когда сын начал задавать вопросы. Отвечая, Дон как бы исполнял родительский долг, но уже не без участия, баловал малыша дорогими затейливыми игрушками, в которые с азартом играл сам – в детстве у него таких не водилось, а вообще отец он был строгий, возражений не терпел и в обстоятельства не входил. Любил ли он сына? Наверное. По-своему. Федя же полюбил отца самозабвенно. Ещё одно подтверждение,