Шрифт:
Закладка:
Это тем более примечательно, что именно в период создания поэмы и романа о Мерлине появилась романизированная версия знаменитой восточной книги о Синдбаде, переведенной на древнееврейский под заголовком Притчи Сендебара, на греческий – как Синтипа, на латынь – как История о Семи Мудрецах и на французский – как Роман о Семи Мудрецах Римских. Французский роман, по-видимому, восходит к двенадцатому веку; и в нем мы находим эпизод, герой которого, по имени Мерлин, рожден без отца и посрамляет мудрецов или прорицателей короля. Эти два повествования разнятся по основной идее; но различия не мешают критикам признать за обоими общее происхождение. Если бы имя Меллин или Мерлин и вся история с сыном без отца и с наказанием мудрецов были и в самом оригинале Синдбада, следовало бы искать корни легенды о нашем пророке на Востоке, либо в Индии, либо в Персии. Но мы предпочитаем думать, пока не доказано обратное, что имя Мерлин впервые было введено в Романе о Семи Мудрецах неким монахом, хорошо сведущим в бретонских преданиях, который, видимо, счел за благо по своему усмотрению слить в единый персонаж кудесника из греческого или древнееврейского текста, переводимого им, и ведуна, описанного ранее Гальфридом Монмутским. Тогда это было делом довольно обычным – изменять имена героев, пересказывая их приключения, уже где-то обнародованные. Например, в текстах книги о Синдбаде император, его сын и наставник последнего меняли имя столько раз, сколько их история переводилась с одного языка на другой. Императора зовут то Кир, то Понциан, то Ирод; сына – то Диоклетиан, то Луциний; наставника – то Синтипа, то Катон, и т. д. Неудивительно поэтому, что имя Мерлин также могло прийти на смену другому имени, персидскому или индийскому.
Как бы то ни было, вот вкратце сюжет Романа о Семи Мудрецах, сочиненного нашими труверами скорее по мотивам расхожих историй, пришедших с Востока, чем по книге, переведенной с арабского, греческого, древнееврейского или латыни.
У одного римского императора, по имени Ирод, было семь мудрецов, которые толковали сны, требуя по золотому безанту[318] с каждого, кто их вопрошал. Так они скопили богатства ничуть не меньшие, чем у самого императора. И вот случилось так, что император бывал поражен слепотой всякий раз, когда хотел выйти из ворот Рима. Он призвал мудрецов, желая узнать у них, в чем причина этой напасти. Они испросили неделю для ответа. Когда срок истек, им открылось, что вопрос этот могло бы разрешить лишь дитя, рожденное без отца. Они пускаются на поиски и находят за пределами Рима некоего ребенка, которого его сверстники попрекали тем, что у него нет отца. Мудрецы его останавливают и спрашивают его имя; его зовут Меллин. Его ведут ко двору; по дороге он безвозмездно дает одному доброму человеку толкование сна, из которого тот узнал, что у него под очагом спрятано сокровище. Представ перед императором, мудрецы говорят ему, что это дитя откроет причину того, о чем он спрашивает. Ирод ведет его в свои покои.
– Сир, – говорит Меллин, – под вашим ложем есть котел с кипящей водой, питаемый семью дьяволами. Пока он здесь пребывает, вы не сможете ничего видеть вне Рима, если вы его удалите, не погасив семь языков пламени, вы и в Риме увидите не более, чем за пределами города.
– Научите же меня, что делать, – говорит император.
– Сир, нужно отодвинуть ваше ложе, и пусть копают под ним.
Приходят двадцать слуг, вскрывают пол и находят котел.
– Вот чудеса, – говорит Ирод. – Отныне твой совет будет для меня законом в любом деле. Говори, и я повинуюсь.
– Тогда сначала, – отвечает Меллин, – удалите всех людей, вас окружающих. Сир, – продолжает он, – языки пламени выдают присутствие семи дьяволов, коих вы держите в приближенных.
– Ах! Боже! – восклицает Ирод, – и кто же они?
– Это Семь Мудрецов. Они превзошли вас богатством через мерзопакостный обычай брать по золотому безанту со всех, кто просит истолковать свои сны. И за то, что вы смирились с этим гнусным обычаем, вы бываете лишены зрения каждый раз, как выходите из Рима. Вот теперь возьмите старейшего из семи и велите отрубить ему голову. Вы увидите, как погаснет наибольший язык пламени.
– Право же, – говорит Ирод, – лучшего я и не прошу; пусть приведут его ко мне.
Старца в самом деле обезглавили, и тотчас погас наибольший язык. Прочие мудрецы, приведенные один за другим, подверглись той же участи, и с последним перестала кипеть вода в котле.
– Теперь, – сказал Меллин, – вам остается лишь умыть руки и приказать вернуть ваше ложе на место. Потом садитесь на коня и выезжайте из Рима.
Тут же оседлали коней; император, в сопровождении Меллина, переступил порог главных ворот города и видел все так же ясно, как и прежде. Тогда он заключил Меллина в объятия и воздал ему всевозможные почести.
Как отличить здесь вымысел от подражания? Черпали ли бретонские певцы и сказители из восточных источников? Обогатили ли свой текст армориканской легендой восточные авторы книги о Синдбаде или только автор романа о Семи Мудрецах? Не претендуя на решение вопроса, могу сказать, что эта часть книги о Мерлине, если бы она и была заимствована из восточных легенд, не помешала Мерлину реально существовать в Нортумбрии и войти в чисто национальный фольклор. Согласно этим сказаниям, Мерлин – не обязательно сын без отца; это прежде всего дикарь, рожденный и вскормленный в лесах, влекомый непреодолимой силой в лесное уединение. Пусть преподобный Гальфрид Монмутский, прежде чем вернуться в своей поэме к преданию, рисующему Мерлина лесным человеком, предпочел для своего сюжета другое, которое дало ему в отцы падшего ангела; пусть это другое предание имеет иностранные корни – это не может увести нас вместе с Уортоном[319] на Восток, чтобы там искать истоки и замысел романов Круглого Стола. Мы еще будем иметь случай вернуться к этому затруднению.
VIII. Мерлин при дворе Утера. – Пляска Великана, или Стоунхендж. – Первый Круглый Стол
Мерлин расстался с Вортигерном, известив его, что сыновья Константа скоро взойдут на борт «Голубой Бретани»[320], чтобы отомстить за брата. Пендрагон и в самом деле прибыл и вынудил тирана запереться в крепости, где тот погиб, объятый пламенем. Новый король не замедлил