– Да, я геолог, занимаюсь изыскательской деятельностью.

– Когда собираетесь обратно?

– Пока не решил.

– Я его хочу прописать у себя. Думаю, хватит по тайге лазить, – вклинился в разговор Иван Захарович.

– Может вы и правы. Без прописки жить запрещено, да и площадь у вас позволяет прописать одного человека. И еще, поговорите со своей соседкой, забрасывает она нас своими жалобами и сигналами.

– Хорошо, – произнес Костин. – Я с ней сам поговорю….

Милиционер надел шапку и, окинув комнату взглядом, направился к выходу.

***

Зима 1953 года подходила к концу. Уже в воздухе пахло весной, и день стал заметно длиннее. Иван Захарович, как и обещал, прописал Костина на своей жилплощади. Почему он это сделал, Александр не знал. Ему казалось, что он это сделал из-за приступов одиночества, которое он иногда заливал спиртным. После разговора Костина с соседкой, та перестала беспокоить милиции своими сигналами.

Костин вошел в квартиру и, взглянув на Ивана Захаровича, молча, поставил на стол бутылку водки.

– Давай, выпьем. Это первая моя зарплата, – произнес Костин, – а ее, как говорят мужики, необходимо обмыть.

Иван Захарович, молча, достал из буфета два стакана и поставил их на стол. Вскоре на столе оказалось сало, соленая капуста и огурцы. Хозяин разлил водку по стаканам и посмотрел на Костина, который вышел с кухни с полотенцем на плечах.

– Давай, выпьем, Иван Захарович, за товарища Сталина, – предложил ему квартирант.

Рука инвалида вздрогнула, и он поставил стакан на стол.

– Извини меня, Борис, но пить за него я не буду.

– Почему?

– Не могу я пить за него. Он и его опричники сгубили всю мою родню. Как, остался жив, сам не знаю. Да, дело, впрочем, не в этом. Просто не хочу пить за него.

– Раз не хочешь, тогда и не будем пить за него. Давай, выпьем за любовь? А, почему бы и нет. Как ты на это смотришь, Захарыч?

– За любовь, с великим удовольствием, – ответил хозяин, и они стукнулись стаканами.

– Ты где воевал? – впервые за все это время, что жил у него Костин, спросил его Иван Захарович.

– В СМЕРШ, на втором Белорусском фронте. Почему ты меня об этом спрашиваешь?

– Смотрю у тебя много шрамов на теле…. Выходит, не отсиживался ты в тылу, как многие «особисты», а действительно воевал. Значит, ты не геолог вовсе….

Костин пристально посмотрел на хозяина квартиры, стараясь угадать и понять, что им сейчас движет. Однако, лицо Ивана Захаровича, было непроницаемо. Он ловко подцепил вилкой небольшой огурчик и отправил его в рот.

– Не переживай, я тебя не выдам, – произнес он и достав из-под клеенки ориентировку, положил ее перед Александром. – Я сразу догадался, что ты не геолог, руки у тебя не рабочие, мягкие. За что, тебя ищут? Что ты такое сделал, что за тобой гоняется все министерство государственной безопасности?

– Внимательный ты, Иван Захарович, – произнес Костин, разливая водку.

– Мастерство не пропьешь. Я три года в полковой разведке, а там наблюдательность очень важная штука. Без нее – ты покойник. Давай, выпьем за тех, кто не вернулся с войны. Смерть плохих людей не берет.

Они выпили.

– Как тебе новая работа? Нравится?

– Привыкаю….

– Вот и хорошо. Тяжелая работа очищает душу.

Александр достал папиросу и закурил.

– Что ты решил? Выгонишь или донесешь?

– Если бы я хотел тебя сдать, сдал бы давно. Выгонять тоже не буду, живи. Решишь уйти, удерживать не стану…

Иван Захарович разлил остатки водки по стаканам и посмотрел на Костина.

– Давай, допьем. Отдыхать нужно, тебе завтра с утра на работу….

***

«Кормушка» в двери камеры с шумом открылась. Чья-то невидимая ему рука протянула металлическую миску с перловой кашей и кружку воды. Когда он нагнулся за миской, кто-то из-за двери тихо произнес, что вчера умер Сталин. Это было так неожиданно, что рука, державшая миску, дрогнула, и она с шумом покатилась по ступенькам. Дверца с шумом захлопнулась, и в камере вновь стало тихо.

Абакумов сел на пол и прижался спиной к холодной и влажной стене. Холод в какой-то степени вернул его к действительности.

«Что меня ожидает? Помилует ли власть? Думаю, что уповать на власть, просто, глупо. Они хорошо осведомлены, что я носитель большой информации в отношении их. Они сейчас все трясутся, каждый из них гадает, чем располагает его конкурент. Как им сейчас нужен мой архив, за который они готовы отдать все».

Где-то вдали от камеры послышались шаркающие шаги. Он безошибочно определил, что произошла смена контролеров. На смену заступил Яшин, один из самых жестоких охранников. Шаги стали приближаться к дверям его камеры. На какой-то момент они стихли около двери его камеры. Глазок приоткрылся. Убедившись, что арестант на месте, контролер проследовал дальше.

«Если умер Сталин, значит, будет «чистка» аппарата», – подумал Виктор Семенович.

Он хорошо помнил все предыдущие «чистки» аппарата, которые происходили после арестов Ягоды и Ежова, когда тысячи сотрудников были изгнаны из системы, отдельные были арестованы, а затем расстреляны.

Будет ли арестован Игнатьев, он не знал, но, то, что тот потеряет кресло министра, было однозначно. Он мысленно представил министра, покидающего своей кабинет. На следующее утро его привели в кабинет следователя. Виктор Семенович сел на стул и посмотрел на следователя. То ли взгляд у него был не совсем доброжелателен, то ли следователь решил провести очередной эксперимент с арестованным, но он направил свет электрической лампы ему в лицо.

– У меня к вам всего один вопрос, – произнес глуховатым голосом офицер, – меня интересует, как вам удалось сфальсифицировать уголовное дело в отношении гражданки Жемчужиной?

– Странный вопрос. Мне его задавали уже несколько раз. Полистайте мое дело, там есть мои ответы по данному делу. Я не имею никакого отношения к ее делу и отрицаю ее причастность к какому-либо сионистскому заговору. Это жена Молотова. Вы, наверняка, хорошо знаете кто такой Молотов.

– Значит, вы отрицаете свою причастность к этому делу?

– Вы правильно меня поняли.

– Вы, наверное, догадываетесь, что вас ожидает? Я скажу открыто и честно. Вас будут бить, и бить будут сильно. Однако, вы можете освободить себя от этих физических мучений. Для этого вам просто нужно подписать протокол допроса, который я уже подготовил. Вы хотите его прочитать?

– Нет! Я ничего подписывать не буду. Думаю, что в вашем протоколе нет ни слова правды.

– Жаль, Виктор Семенович, жаль. Я думал, что вы более умный человек, что осознав свое положение, вы согласитесь со мной,