Вот с этого коряка будь он не ладен всё и началось! Кракен разделил его на необходимое количество кусков с учётом и Большого и Бороды и ещё кому-то про запас. Но даже несмотря на то обстоятельство, что накануне при его приготовлении не менее четверти десерта ушло на всевозможные пробы и дегустации, куски получились неимоверно огромными. Это и немудрено – ведь на коряк Вождём была привезена здоровенная коробка печенья, а от мамы Мороза – немереное количество сгущённого молока и от вольного натурального сливочного масла. Кстати, масла, пожалуй, Боцман и переборщил, но его вины в этом не было никакой, поскольку до этого всегда использовался в аналогичном количестве сливочный спред и никто не мог предугадать, что масло окажется настолько маслянистей.

Поскольку проснувшиеся ребята после вчерашнего обжорства и лёгкого недосыпа в подавляющем большинстве не были особо голодны было принято коллективное решение «распополамить» куски сладости, чтобы «догнаться»266 в следующий раз. Но тут заблажил что ему этого недостаточно вечно голодный Кракен, который при всём при том уже подлатался с утра салатиком, чайком и тем же грёбанным коряком пока его разрезал. Доктора не на шутку взбесил этот неугомонный проглот, и он договорился с Подробным о том, чтобы скормить ему целый кусок без права на добавку, когда всем придёт пора доедать свои оставленные половинки. Ненависть главного героя по отношению к Кваге после подобных его выходок росла в геометрической прогрессии.

Выходной день шёл неспешно своим естественным ходом. Все валялись на своих койках и смотрели телевизор. Наркоманская идиллия прерывалась только на перекур, туалет и редкие ожесточённые споры по поводу что будем смотреть дальше. Доктор находился весь день в состоянии безразличия, равнодушия и отрешённости – события местной жизни перестали его волновать, он шкурой чувствовал, что в его здешней судьбе всё уже предрешено и теперь ему только оставалось ждать грядущих неприятностей, а ждать и терпеть он умел. И предчувствие его не обмануло…

Примерно около пяти часов по полудню приехал тот, кому никто в доме не был рад. Но стоило Великому Магистру зайти в зал как все до единого обитателя избушки по сложившейся традиции расплылись в лицемерных улыбках и неискренних радостных приветствиях. Бегло окинув лежащих на шконорях и сидящих на стульях невольников взглядом, Властелин Хаты сухо поинтересовался оперативно обстановкой и как бы мимоходом спросил есть ли что перекусить с дороги. Ни на секунду не задумываясь прямо с порога глубже всех «лизнуть с прогибом и проглотом» поторопился Квага:

– Глеб, там в морозилке мы тебе кусок коряка обалденного оставили!

– А кто его делал? Ну пойдём, посмотрим, что вы там оставили… – смерив взглядом отозвавшегося на его вопрос Боцмана тоном, не предвещавшим ничего хорошего, ответил Консул и удалился в сторону кухни.

Кошки заскребли на душе у Доктора. На уровне сознания вроде бы ничего не предвещало беды, но подсознание выдавало адскую смесь тоски и тревоги переходящих в какое-то безвыходное отчаянье. Не прошло и пяти минут как Бородатый Демон распахнул дверь и подобно важному историческому вельможе в сопровождении Казаха и Подробного в качестве свиты вошёл в зал потребовав прервать киносеанс и занять всем места на скамьях за столом. Выдержав паузу дождавшись пока все поправят покрывала на кроватях и рассядутся на лавках он, стоя у дверей       зала как обычно деловито закинул ногу на скамейку и поглаживая рукой бороду торжественно обратился к группе:

– Господа! В нашем домике опять случилась беда! На нашей кухне процветает махровая наркомания и я в принципе не намерен это терпеть! С попустительства старшего кухонного на нашем пищеблоке правят все кому не лень: Боцман, Мороз, Булка и ещё хрен знает кто, но только не Доктор!

Гробовая тишина накрыла комнату. Если Булку и терзал сейчас вопрос о том, как её то угораздило попасть в этот расстрельный список то инстинкт самосохранения оказался сильнее и у девочки хватило выдержки благоразумно промолчать. Как бы не готовился взрослый и умудрённый опытом главный герой к этому давно уже назревавшему театральному акту демонстративного распятия, но чувства были сильнее разума и от переполнявшего его негодования и ненависти к Алтайскому Шарлатану кровь буквально вскипала в жилах приливая к его голове. Не получив ожидаемую реакцию в виде оправданий от обвиняемого и обозначенных подельников, Глеб Валерьевич с видом Мефистофеля начал вопрошать у подследственных и тут же ловко фабриковать обвинительное заключение:

– Скажите мне на милость, дорогие повара, как вы умудрились за сутки израсходовать месячный запас мяса? Да тут же у большинства ребят печёнки гепатитные! А вы их жирной свининой и огромным окорочком сверху! Да вы вообще вменяемые или нет?! Доктор, Боцман! Ну ладно Мороз сопляк бестолковый, но вы-то – взрослые мужики! Вы куда столько коряка набаламутили?! Это ведь проявление вашей зависимости в форме жадности, вожделения, одержимости! Вы в туннеле!267 Это – НАР-КО-МА-НИЯ!!! Мало того, что продукты «угандошенные»268 на него можно было разделить на два, а то и на целых три раза, так его ещё и жрать невозможно! Вы куда столько масла нахуярили?! Я два раза откусил, так меня аж затошнило! Здесь же больные люди! Вы что хотите, чтобы двадцать человек мне тут срали всю неделю без остановки?! Да я в ваших провокационных действиях уже вижу угрозу лечебному процессу и внутреннему режиму нашего учреждения. И подобные действия я всегда пресекал, пресекаю и впредь пресекать буду и оставлять безнаказанными не собираюсь! А лично от тебя, Доктор, я такого блядства ну никак не ожидал! Сильно ты меня огорчил своими действиями, а вернее бездействием! Кухню передашь Гембе, а ты Гемба передашь сортир Доктору, он же хотел, чтоб тебе там в нём всё засрали вот и пускай сам расхлёбывает теперь!

И довольный собственными пассажами Главный Терапевт удалился из зала. Док сидел в своём дальнем углу как оглушённый ничего не видя и не слыша вокруг. Больше всего на свете он сейчас хотел, чтобы весь этот «беспонтовый»269 театр закончился в его жизни и если бы убийство Бородатого Ушлёпка освободило б его от этого мракобесия, то он без тени сомнения завалил бы ненавистного козла. Но парадокс заключался в том, что подобные опрометчивые действия лишь усугубили бы его и так не весёлую судьбу. Кто-то пытался подбодрить, поддержать товарища, но старому нарку сейчас было не до сантиментов, он погрузился в самые тёмные