этого следует, что, хотя заседания Политбюро по бюджету и были формальностью, они, с одной стороны, позволяли оглашать заявки на потребности тех или иных крупных лоббистов (более мелкие имели возможность также выступить на пленумах ЦК КПСС, которые были посвящены вопросу бюджета), с другой — прикрывали мир реальных договоренностей между членами Политбюро, которые проходили частным образом (о чем тот же Горбачев много пишет — и мы к ним вернемся ниже) и в составе комиссий. Однако само по себе утверждение бюджета было для членов Политбюро важным делом, поскольку демонстрировало их прямую причастность к управлению не только партией, но и государством, а также позволяло надеяться, что их интересы будут так или иначе учтены при его составлении.

На вершине «бюджетной пирамиды» находился Генеральный секретарь ЦК КПСС. Именно он знал (как ему казалось) реальное состояние бюджета и содержание скрытых его статей. Он распределял знание об этих параметрах среди политической и экономической верхушки. Так, новоизбранный Андропов в ноябре 1982 года отказался «пустить в бюджет» (то есть познакомить с его реальным содержанием) даже своих ближайших сподвижников — Горбачева и Рыжкова, которым сам же поручил дело, связанное с бюджетными вопросами[676].

Валентин Павлов в мемуарах пишет:

…Хранителями наиболее важных тайн всегда и повсюду являются финансисты, ибо ни одно явное или сокрытое деяние не обходится без финансирования. Опытный финансист-профессионал моментально соображает, что к чему, почему и отчего. <…> И не случайно, например, в бытность мою министром финансов СССР один из документов (позже он поясняет, что это документ о денежной реформе 1991 года. — Н. М.) был положен мною на стол Горбачева в рукописном (!) варианте. Такой уровень секретности не снился никакому КГБ[677].

Вопросы распоряжения золотовалютным запасом действительно входили в узкий круг документов, которыми члены Политбюро обменивались через 1-й сектор Общего отдела ЦК КПСС. В нем работал специальный курьер, лично объезжавший (нередко с рукописными документами) московских членов Политбюро и показывавший им документы из своих рук для наложения резолюции[678].

Однако и у Генерального секретаря имелись ограничения. Горбачев утверждает, что некоторые «секреты бюджета» стали ему известны незадолго до оставления этого поста[679]. Утверждения Горбачева подтверждаются и другими источниками[680].

Как минимум с середины 1960-х годов Совет министров СССР, который реально собирал доходы и формально утверждал расходы (в целом определенные Политбюро), и отдельно Министерство финансов имели свои финансовые резервы (как рублевые, так и валютные), которые были неподконтрольны даже Брежневу.

Упоминавшийся выше первый заместитель министра финансов СССР Виктор Деменцев в интервью вспоминал, как Минфину удалось накопить «колоссальные резервы», не ставя об этом в известность ни ЦК, ни Политбюро, ни даже (формально) председателя Совмина СССР. Для реализации постоянно возникающих особо важных государственных задач требовалось экстренное финансирование, поиск которого постоянно перекладывался Политбюро и Совмином на Минфин.

В результате уже в середине 1960-х глава Госплана Байбаков, министр финансов Гарбузов и Деменцев создали секретный комитет, руководивший «резервом Минфина и Госплана». То есть к 3 %-ному официальному резерву бюджета они за счет укрытия средств в официально утвержденных статьях создали дополнительный тайный резерв. Начав с 0,5 %, он в некоторые годы доходил до 5 % бюджета. Косыгин знал или догадывался о его существовании, но, по всей видимости, не знал его размеров, однако учитывал «возможности Минфина по поиску средств» в особо важных случаях. Руководство Минфина в свою очередь периодически обращалось в Политбюро и Совмин с просьбой поручить им «изыскать средства» на решение тех или иных особо важных проблем, рассматриваемых на заседаниях, но не обеспеченных финансами, то есть тратило секретный резерв на цели, которые само (в рамках парадигмы, заданной Косыгиным) считало приоритетными[681].

В отношении валютных резервов сложилась похожая ситуация. Помощник Косыгина по международным вопросам Юрий Фирсов вспоминал, что по мере нарастания дефицита валюты в 1972 году был образован официальный Валютный комитет при Совмине СССР[682]. Он действовал под председательством самого Косыгина, утверждавшего все наиболее крупные сделки, и под оперативным руководством его заместителя Ивана Архипова — одного из членов «днепропетровской хунты», который до 1974 года был первым замом в Госкомитете по внешнеэкономическим связям. Одновременно Косыгин разрешил министру по внешнеэкономическим связям Николаю Патоличеву создать секретный валютный фонд, информация о котором не должна была быть доступной Брежневу. Однако тот в итоге рассказал генсеку о нем, что «ослабило его страховые функции»[683].

Отдельной темой было использование валюты для стабилизации внутреннего денежного обращения и сдерживания инфляции. Торговля западными потребительскими товарами на внутреннем рынке приносила хорошие доходы бюджету и использовалась как резерв в случае острой необходимости стабилизации денежной массы и выполнения кассового плана. За это был ответственен тот же Минфин во главе с Гарбузовым. Когда здесь возникала потребность, именно он писал записку на имя Косыгина или Брежнева и ехал с ней к «первым лицам».

Он ставил перед ними вопрос о продаже на мировом рынке энного количества золота, бриллиантов, других ценностей, чтобы на полученную выручку через импортные закупки товаров привести в соответствие доходы и расходы населения[684].

Кредиты предприятиям и валюта

Бюджет СССР составлялся Минфином при согласовании с отделом финансов, себестоимости и цен Госплана СССР и, как говорилось выше, утверждался Политбюро во главе с генсеком. Однако непосредственное движение средств не могло проходить без еще двух документов общесоюзного значения — кредитного и кассового плана, подготавливаемых Государственным банком СССР и утверждаемых Совмином СССР и его председателем.

Кредитный план составлялся для планирования общих расходов на поддержку функционирования экономики. В нем фиксировалось, сколько какими отделениями Госбанка должно быть дано кредитов государственным предприятиям. При этом закладывались общие лимиты расходов этих отделений. В кассовом плане закладывались доходы отделений, в том числе получение ими наличных средств от предприятий торговли, общественного питания и бытового обслуживания.

Кредитный план составлялся в Госбанке СССР, утверждался в правительстве Союза, затем разбивался по отраслям и совнархозам, а ими уже доводился до объекта — предприятия и т. д. Процесс этот сам по себе был очень сложным и трудоемким, длительным во времени. Но своей цели — надежного обеспечения кредитными ресурсами промышленного производства, сельского хозяйства, торговли и сферы услуг — в конечном счете не достигал. Жизнь не накатанная дорога, на жизненной магистрали множество ухабов, рытвин и объездов. Кредитные планы, которые составляли «наверху», абсолютно не учитывали мнения самих предприятий — сколько, когда и на что им нужно взять взаймы у государственного банка. Предприятия, фирмы, объединения не участвовали