Шрифт:
Закладка:
– Спасибо, – вежливо благодарит она, убирая презент в карман. – Мы развелись три года назад, – продолжает поднятую тему, в глазах проскакивает печаль.
– Ой, простите, – виновато охаю я.
– Все нормально, Олесь, – успокаивает меня Татьяна Ивановна. – Не извиняйся. Я давно пережила наш развод и ни в чем его не виню. Он и так со мной через ад прошел. Врагу не пожелаешь. Мне сейчас даже спокойнее, что я одна. Жалко только деток родить не успели, пока возможность была. Петя бы отличным отцом стал, и я бы ушла спокойно, зная, что он нашу кровиночку не обидит, на ноги поставит и любить будет за двоих.
– Ну что вы такое говорите! – возмущаюсь я. – У вас выписка на носу, жить еще и жить. Гоните эти пессимистичные мысли подальше.
– Милая моя, я шесть лет назад выписывалась с твердой уверенностью, что самое страшное позади, а вон оно как обернулось, – разводит руками Татьяна. – Теперь хотя бы пару лет у Бога вымолить, и то за счастье. Мать жалко, она у меня сердечница. Боюсь, не выдержит. Брата в том году хоронили. В аварии разбился. И я вот тоже… снова подвела.
– У вас же ремиссия. Вы сами говорили, – нахмурившись, я припоминаю наши недавние беседы и не нахожу там ничего, что бы указывало на неблагоприятный прогноз. – И операция прошла успешно, и выглядите вы хорошо.
– Конечно успешно, – энергично кивает Татьяна. – У нашего доктора руки золотые. Его Боженька в макушку поцеловал, иначе бы мы сейчас не разговаривали. Но он все же не волшебник.
– О каком волшебнике речь? – бодро спрашивает Кравцов, без стука проходя в палату. – Танечка, вы почему не на ужине? – вежливо интересуется у моей гостьи.
– Да заболтались мы с Олесей. О вас, между прочим, говорили, Александр Сергеевич, – кокетливо отвечает Татьяна.
– Ругали или хвалили? – очаровательно улыбается Страйк, останавливаясь между нами.
– Да за что же вас ругать-то? Вы у нас самый лучший и незаменимый, – всплеснув руками, смущённо смеётся резко помолодевшая пациентка.
Вот как ему удаётся? Всех охмуряет без разбору. Волшебник, блин, с огромной незаменимой харизмой.
– Я ещё и самый строгий поборник распорядка. Так что, Танюша, шагом марш ужинать. Через полчаса забегу к вам, – подмигнув женщине, он весьма тонко и деликатно выпроваживает гостью из моей палаты.
– Не поняла, а где мой ужин? – наигранно возмущаюсь, стараясь поддержать легкомысленный тон разговора, хотя внутри все не так радужно и беспечно, как я пытаюсь показать.
– А вы, пациентка Матвеева, ужинать будете в другом месте, – строгим тоном объявляет Страйк и, плюхнувшись рядом, протягивает мне… выписку. Ошарашено распахнув глаза, с бешено колотящимся сердцем выхватываю листок и дотошно изучаю содержимое. – Ну как? Все в порядке? Нигде не наврал?
– Вроде нет, – едва дышу я, озадаченная очередным сюрпризом.
Позавчера Страйк с гордым видом продемонстрировал мне свидетельство о расторжении брака, а вчера презентовал мой диплом об окончании ординатуры. Понятия не имею, кому он дал на лапу и как умудрился договориться с ректором, учитывая, что последние полгода я в университете не появлялась, взяв медицинский отвод. Возможно, на положительное решение повлияли отлично закрытые сессии и отсутствие «хвостов», но в любом случае, меня тронуло до глубины души, что Страйк самостоятельно решил вопрос моей учебы, избавив от лишней волокиты.
– Тогда пять минут на сборы. Отчет пошел, а я пока схожу проверю Татьяну, а то спать не ляжет, ждать будет.
– Ты всех своих пациенток перед сном навещаешь? – уточняю подозрительным тоном.
– Ага, это вечерний обход называется, – шутливо щёлкнув меня по носу, он резво встает с моей кровати и мгновенно ретируется из палаты.
Ну вот, а я еще про медперсонал спросить планировала. Мне тут на днях синичка на хвосте очередную грязную сплетню принесла. Само собой, из добрых побуждений. Кравцов, оказывается, такой внимательный не только к пациенткам, но и женщин-коллег уложить на кушетку не промах. Вообще, доброжелателей и неравнодушных к моей судьбе в последнее время ощутимо прибавилось. С чего бы это?
Пока жду своего сексуального доктора, настроение успевает смениться раз пятьсот. И это абсолютно нормальное явление, с которым я почти смирилась. Как ни крути, а в выбранной профессии есть свои преимущества. Например, мне хорошо известны причины нестабильности собственного эмоционального состояния, что позволяет взглянуть на себя со стороны и не впасть в уныние, когда накатывает очередная волна слабости.
Не знаю, что задумал Кравцов на вечер, но предчувствие упрямо нашептывает, что мне его «сюрприз» вряд ли понравится. Так в принципе и происходит. Он забирает меня из больницы вместе с вещами и долгожданной выпиской, которая по идее должна была стать счастливым билетом в прекрасное будущее. Освобождением и новым стартом. Исполнением заветных желаний и потаённых фантазий, жирной точкой в борьбе за жизнь. Но ничего из перечисленного я не чувствую. И даже его оптимизм и бьющая через край энергия не спасают. Он слишком торопится, не учитывая мою моральную и физическую готовность к резкому выходу из привычной зоны.
– Новая машина? – рассеяно любопытствую я, забираясь на переднее сиденье громоздкого «Мицубиси Паджеро». Помню, что раньше он отдавал предпочтение более лёгким спортивным автомобилям.
– Два года уже гоняю, – буднично отвечает Страйк. – Как твоя Киа? Жива?
– Скорее нет, чем да, – с ноткой ностальгии признаюсь я, наблюдая в окно за стремительно меняющимся пейзажем. Питер в вечерних огнях впечатляет, но для пешей экскурсии я пока не созрела. – Сюда гнать, наверное, нет смысла. Передам в благотворительный фонд.
– В тот, что твой француз крышует?
– Почему крышует? Вик, между прочим, открыл центр помощи онкобольным детям.
– Пытался произвести впечатление? – небрежно хмыкает Кравцов.
– Не пытался, – отрицательно качаю головой. – Но произвёл.
– Все еще общаетесь? – как бы невзначай спрашивает Страйк, но меня не проведешь нарочито равнодушным тоном.
– Саш, насчёт Виктора… – задумчиво начинаю я, но закончить мысль он мне не даёт.
– Лесь, давай оставим тему бывших. И твоих, и моих, – бескомпромиссно предлагает Кравцов, хотя в данном случае больше подойдёт определение «приказывает».
– Уверен? – уточняю на всякий случай, потому что не разделяю его уверенности.
Тема бывших всегда всплывает в самый неподходящий момент, и лучше обсудить ее на берегу, чтобы избежать неприятных моментов. На ум приходит одна умная цитата. «Люди часто стремятся выйти сухими из воды, забывая, что из воды нужно выходить чистыми». Вот и мне хотелось бы смыть все ненужное, прежде чем шагнуть вперёд.
– Уверен, – поспешно отвечает Саша.
– И все-таки я должна тебе сказать, – набравшись смелости, продолжаю табуированную Кравцовым тему.
– Что сказать? – он заметно напрягается, сжимая руль до побелевших костяшек. Линия челюсти тяжелеет, скулы заостряются.
– После того, как ты уехал, многое изменилось, я немного потерялась… – сглотнув горький комок, бормочу нерешительным тоном.
– Если тебе неприятно об этом говорить, то может и не стоит? – повернув голову, он бросает на меня проницательный тяжёлый взгляд.
– Стоит, – возражаю я, нервно вытирая взмокшие ладони об спортивные брюки. – Вадим… если вы продолжите общаться, то могут возникнуть серьезные проблемы.
– Нормально все будет. Не нагнетай, Лесь, – снисходительно ухмыляется Кравцов. – Поверь, то, что Вадик лишился своей девственности именно с тобой, меня совсем не радует, но я как-нибудь это переживу. Надеюсь, у него хватит мозгов не просвещать меня в детали.
– С чего вы все взяли, что он был девственником? – удивляюсь я.
– Малыш, я же сказал, что не хочу никаких подробностей, – холодно отрезает Страйк.
– Боюсь, что ты плохо знаешь Смоленского, Саш. Очень плохо. Он… в общем, я совершила огромную ошибку, связавшись с ним.
– Лесь, ты меня пугаешь, – всерьёз озадачивается Страйк.
– Мы с Вадиком некрасиво расстались… Я порвала с ним буквально перед госпитализацией, как только узнала, что болезнь вернулась. Это было глупо, признаю, – сокрушаюсь я. – Черт, я же не думала, что он относится ко мне настолько серьезно. Мы просто встречались, Саш. Даже не жили вместе, а Вадик планы наполеоновские на мой счет настроил, настаивал на знакомстве с родителями. Свадьба, дети, ипотека, даже работу мне подыскал в клинике, где он работает.
– Знакомый
