ситуаций, в которых животное становится уязвимым. Этот опыт вполне мог оформиться в навык следопытства. Для современных охотников-собирателей вне зависимости от среды обитания и метода охоты данный навык чрезвычайно важен. Следопытство — понятие гораздо более широкое, чем преследование. Речь идет о всеобъемлющем внимании к миру во всей его полноте, так что даже следы муравьев становятся знакомыми. Опытные следопыты определяют не только вид животного, но и подвид, пол, возраст или даже физическое состояние. Среди более крупных животных они способны даже распознать уже встречавшихся особей.

Неандертальцы эволюционировали, используя опыт 30 000 поколений охотников. Следопытство могло возникнуть почти 1,5 млн лет назад: в Илерете (Кения) отпечатки ног ранних гоминин говорят о том, что они бродили по глинистому берегу озера, где, возможно, изучали следы и устраивали засаду на тех, кто их оставлял. Преследование или охота на истощение тесно связаны со следопытством и включают погоню за добычей до тех пор, пока жертва не лишится сил, после чего убить ее не составит труда. Этот способ используют волки и гиены, он особенно подходит для открытой местности типа степи[156].

Следопытство в этом виде охоты играет важную роль потому, что оно дает возможность предсказывать поведение животных. Это под силу даже новичкам, как видно на примере семьи Лыковых, в 1936 г. бежавшей от религиозных преследований в тайгу. Более 40 лет они выживали в 240 км от ближайшего населенного пункта, при этом жизненно важным дополнением к рискованному земледелию у них была охота. Не имея огнестрельного оружия, сыновья Лыковых научились просто гнаться за животными по лесу до тех пор, пока жертва от усталости не падала с ног. Лыковы редко преуспевали в охоте, иногда за год им удавалось убить всего одно животное; мастерство же неандертальцев оттачивалось в течение жизни многих поколений. Даже если предпочтение отдавали засаде, а не преследованию, следопытство все равно было неотъемлемой частью процесса.

Также выдвигалось предположение, что благодаря следопытству охота становилась тщательнее продуманной и гораздо более продуктивной. Когда следы жертвы теряются, опытный охотник может предсказать, где они возникнут вновь. Напуганный, быстро теряющий силы олень скорее спрячется, чем продолжит бежать, и понимание этого может оказаться решающим фактором для успешной охоты. Однако это больше, чем знание: этот навык, известный как спекулятивное выслеживание, подразумевает живое восприятие настроения животного. Для его развития требуется способность понимать, что мироощущение и эмоции других существ отличаются от твоих собственных, которой, помимо человека, обладает лишь очень небольшое число видов.

Умели ли неандертальцы это делать? Безусловно, спекулятивное выслеживание в целях охоты пригодилось бы в сложных условиях, например в лесу, где животные могут скрыться из виду. При этом оно не помешало бы и на более открытых ландшафтах, например для прогнозирования места и времени появления стада.

Более того, если неандертальцы-охотники выслеживали цель и могли представить себе, как их воспринимают другие, то, несомненно, они принимали в расчет и мысли других гоминин. Опытные местные следопыты в пустыне Калахари (Южная Африка) могут узнать близких по их следам так же легко, как по лицам[157]. А физические признаки присутствия чужаков, будь то отпечатки ног, россыпи каменных орудий, наличие древесного угля или остатков добытых животных, заставили бы задуматься и вызвали бы острый, волнующий интерес.

Жизнь в таком мире подразумевала присутствие разного рода соседей. Места и людей объединяло движение камня, мяса и других материалов, но существовала между ними и физическая связь — следы на тропах. Эти пути — словно реки воспоминаний, влекущие неандертальцев от младенчества на теплой груди до преклонного возраста, когда медленно бредущие старцы вспоминали, как северные олени приходили зимой в еще не заполоненную деревьями долину.

Последние пять глав были глубоким погружением в жизнь неандертальцев, начиная с отдельных памятников, рассмотренных в микромасштабе, в котором каждое движение мастерка открывает целые поколения, и до обширных, простирающихся на сотни километров сетей их перемещений. Если сравнивать с предшествующими миллионами лет, бытие неандертальцев стало крупной модернизацией жизни гоминин. Уклад их жизни был сложнее, чем когда-либо прежде, и, наверное, лучше всего средний палеолит охарактеризуют такие слова, как «развитие» и «усовершенствование». Вне зависимости от экосистемы они были высококлассными охотниками и умелыми собирателями. Их технология работы с камнем была более эффективной и специализированной, они разработали новые способы применения органических материалов. Но происходило и нечто еще более принципиальное.

Неандертальцы были первыми из всех живых существ на Земле, для кого понятия времени и пространства действительно стали что-то значить. Они использовали более сложные, систематические способы дробления камня и расчленения туш животных и перемещали предметы дальше, чем когда-либо ранее. Даже то, что ретушеры стали изготавливать не из целых костей, а из их осколков, отражает эту растущую сложность.

И по мере того как предметы и деятельность обретали все большую специализацию и разделялись пространством и временем, неандертальцы бросали невод присутствия, действий и намерений в свою землю и память. Они умели заглядывать за горизонт и точно знали, как весной, когда будут затоплены луга, изменятся направления путей, где можно перейти реку вброд и, возможно, сколько раз успеет взойти солнце до тех пор, пока за излучиной реки не появится большая скала. Можно даже утверждать, что первая революция, наделившая землю социальным смыслом, состоялась благодаря неандертальцам, а не Homo sapiens.

Кроме того, все действия, начиная с охоты и заканчивая разделкой туш, все в большей степени осуществлялись коллективными усилиями. Также это касается перемещения ресурсов и распределения пищи. Даже по материалам стоянок заметно, что неандертальцы не просто поддерживали своих сородичей, но и открывали новые способы устанавливать взаимоотношения в самой доверительной атмосфере.

По мере того как увеличивалось количество добываемых и перемещаемых предметов, способы выполнения простых действий, таких как расщепление, становились все разнообразнее. Материалы смешивались, предметы соединялись между собой. Расширялись и возможности диверсификации самого общества: самосознание могло формироваться не только вокруг такой категории, как возраст. Обладание все более специализированными навыками и умениями, будь то охота, изготовление составных орудий или выделка шкур, дало неандертальцам возможность по-новому позиционировать себя в мире. Доказательство того, что они использовали эту возможность, запечатлено в их зубах и костях.

Разнообразные жизненные уклады неандертальцев — как танцы, ритм которых задает конкретная среда, а движения проявляются в технокомплексах и моделях мобильности. Но темп и хореография всегда уникальны — па-де-де, исполняемые вместе с животными, которыми они питались и рядом с которыми жили. Со временем масштабы перемещения по ландшафту росли, параллельно с этим все большее значение для общества приобретали конкретные места. Решения относительно того, что и где будет происходить, принимались осмысленнее, чем когда-либо