– Откройте, когда будете готовы, – говорит сержант Райан.

Она медленно открывает папку со стоп-кадрами с камер видеонаблюдения. Я смотрю, как ее глаза скачут с одной фотографии на другую.

– С помощью отметки о времени с фотографии с камеры отслеживания скорости мы смогли проследить за передвижениями вашего брата, просчитать, сколько времени ему понадобилось, чтобы добраться от одной точки на карте до другой, и просмотреть записи с камер видеонаблюдения.

Я наклоняюсь вперед и выстраиваю фотографии в одну линию по времени.

– Эти были сняты на заправке между съездами 4А и 5 на трассе М3, – говорю я, показывая на первую фотографию. – Мы видим, что машина вашего брата заезжает на парковку… Паркуется… Мы видим, что Джефф и Лейла выходят из машины – одни – и идут к заправке. Здесь мы видим, как они идут в туалет, здесь – как покупают еду, здесь – кофе, а потом снова возвращаются на парковку. Их не было двадцать две минуты.

Мозг доктора Джонс работает на пределе: в ее глазах мелькают мысли, приходящие ей в голову.

– Мне нужно увидеть запись, – говорит она, откашливаясь.

Я бросаю взгляд на сержанта Райана и слегка ему киваю, объявляя на диктофон, что он вышел за записью. Когда за ним закрывается дверь, в комнате воцаряется тишина. Обычно на этом моменте подозреваемые не выдерживают давления: начинают смахивать пот со лба, вытирать ладони о штаны, жадно хлестать воду. Но доктор Джонс ничего из этого не делает. Она сидит неподвижно, молча глядя на фотографии, видимо пытаясь придумать способ спрятать торчащие из воды концы своей истории.

Почему она так отчаянно пытается доказать нам обратное?

Если бы ее сын никуда не пропадал, она была бы гораздо более сговорчивой. Она бы позвонила брату, чтобы все прояснить, через секунду после того, как вышла с допроса в первый раз. Очевидно, что, если бы это была ошибка, она бы гораздо сильнее стремилась ее исправить. Но хотя ее мотив неясен, реакции говорят сами за себя. Она что-то от нас прячет. Отчаянно пытается что-то скрыть.

Сержант Райан возвращается с ноутбуком и ставит его перед ней. Я объявляю для записи о возвращении коллеги и прошу доктора Джонс включить запись. Мы с сержантом Райаном следим за ее глазами, на влажной поверхности которых отражается экран.

– Вот, – говорит она, нажимая на паузу. – Мой брат отклоняется, чтобы сказать что-то в сторону заднего сиденья.

Она перематывает запись и поворачивает ноутбук, чтобы нам было видно. Я нажимаю «плэй».

– Он говорит с Заком, – произносит она. – И с такого ракурса вам все равно не видно заднее сиденье за Лейлой, как и на снимке с камеры отслеживания скорости. Это правда все, что у вас есть? Вы снова меня сюда притащили, чтобы убедить, что мой сын в опасности, из-за этого? Из-за снимка с камеры под кривым углом?

Она права. На записи Джефф ненадолго поворачивается назад. Но ничто не указывает на то, что он с кем-то разговаривает, он мог просто доставать с заднего сиденья кошелек.

Я закрываю ноутбук. Сержант Райан убирает его со стола.

– Даже если так, – говорю я. – Почему ваш брат оставил Зака в машине? Их не было больше двадцати минут.

Она откидывается на спинку стула. Она явно уверена в истории, которую собирается нам рассказать, настолько, чтобы расслабиться.

– Зак очень нервный мальчик. Его тревожность усилилась после развода. Он не любит людных мест, из-за тревоги может сдерживаться, когда хочет в туалет; его почти невозможно заставить ходить в туалет в общественных местах.

– Вы хотите сказать, что за пять часов пути до Корнуолла ваш сын ни разу не сходил в туалет?

– Вы просмотрели записи с камер на всем протяжении пути?

Я чувствую, как сержант Райан рядом со мной напрягается.

– Нет, – отвечает он.

– Тогда откуда вы можете знать, что он не сходил в туалет на предыдущей заправке или на любой другой ближе к Корнуоллу? Хотя вполне возможно, что он всю дорогу терпел. Когда такое происходит, он физически не может пописать. В самолете то же самое. Мы с его отцом пытаемся с этим ему помочь.

Да господи боже, эта женщина может выдумать объяснение чему угодно.

– Тогда почему ваш брат не купил еду для Зака на заправке? – Я беру в руки фотографию Джеффа и Лейлы у кассы. – Здесь видно содержимое корзины: два сэндвича, два напитка, две пачки чипсов.

Она вздыхает, кладет ногу на ногу и переплетает пальцы на колене.

– У моего сына серьезная аллергия на лактозу – малейшие фрагменты молочных продуктов из-за перекрестного загрязнения продуктов на производстве могут вызвать реакцию. Я собрала ему обед с собой, а Пола отдала ему его, когда забирала днем из школы.

– Они даже попить не могли ему купить? – спрашивает сержант Райан.

– Ну на этот вопрос я не могу ответить, потому что меня там не было. Честное слово, я очень расстроена тем, что вы меня притащили обратно, ведь прошло совсем немного времени с тех пор, как я подала жалобу на ваше неадекватное поведение по поводу такой мелочи. Вы намекаете на то, что мой сын что? Похищен? Потому что я сделала ему с собой обед, а не попросила брата купить ему пакет чипсов? – Она зажимает пальцами спинку носа и качает головой. – Сколько раз вам повторять? Мой сын в Корнуолле.

Анна Джонс лжет. Проблема в том, что она очень хорошо это делает. Ее мозг работает с такой скоростью, что ее почти невозможно подловить. Но на этот раз она так просто от меня не уйдет.

– К вопросу о записях с камер – мы достали запись в ресторане в Рэдвуде, про который вы упоминали. Вы сказали, что план заключался в том, чтобы Пола передала Зака вашему брату Джеффу в ресторане, но на записи нет ни Полы, ни Джеффа, ни Зака. Вы можете это объяснить?

– С удовольствием, – отвечает она. – Я не сказала, что они должны были встретиться в ресторане. Я сказала у ресторана.

Я чувствую, что сержант Райан смотрит на меня, но не могу отвести от нее глаз, пытаясь вспомнить ее точные слова.

– Можете послушать запись, – говорит она, дергая головой в сторону диктофона.

– Что значит «у ресторана»? Если они встретились не в ресторане, то где тогда?

– Если я все правильно поняла, – говорит она, качая головой, как будто не верит своим ушам, – вы извратили мои слова с предыдущего допроса, чтобы они подходили под вашу гипотезу, а потом использовали это как повод меня снова допросить? Даже несмотря на то, что я уже пожаловалась на ваше поведение, на вашу пугающую одержимость моим сыном?

Кажется, она предвосхитила все возможные варианты развития допроса. Ее защитная реакция – явный признак желания скрыть правду, но то, как она это делает, позволяет ей каждый раз заткнуть нам рты.

– Нам нужно выйти на минутку, – говорю я, объявляю для записи, что мы выходим, и ставлю диктофон на паузу. Я встаю с места, за мной по пятам идет сержант Райан. Мы не произносим ни слова, пока не выходим в коридор и не закрываем за собой дверь.