Шрифт:
Закладка:
Чувствуют ли насекомые боль? Может быть, когда их родственники или члены семьи уходят, они ничего не замечают, ну а когда их прокалывают энтомологической булавкой третьего размера, им больно? Действительно ли они такие неразумные и лишенные чувств, какими мы их себе представляем?
Когда Ателей нес Алису по лесу, от каждого из них исходил разный запах, потому что воспоминания у них были разные. Лесные звери, имеющие особенно чуткое обоняние, это заметили. Влажные и давно опавшие листья не издают ни звука, но новые листья шуршат так, точно у кого-то ломаются кости, и с каждым шагом они ломаются еще и еще. В этот момент тихо закапал дождь, и Ателей поднял глаза. Ему показалось, что он видит конец каждой ниточки дождя.
До наступления темноты им наконец-то удалось пробраться через лес к основанию большого утеса. Он был похож на стену, на великана. Все ветры в мире должны были остановиться перед ним, а лес мог лишь благоговейно взирать на него.
Ателей опустил Алису на землю и вытер свое лоснящееся от пота лицо. Алиса вытащила плащ, спрятанный под ее ветровкой, и надела свою дождевую шляпу. Теперь вокруг нее был обернут маленький желтый мирок. Ей было спокойнее, чем она ожидала. «Так вот оно какое», – подумала она. Оказывается, это и было то самое место.
Так как уже стемнело, Алисе и Ателею пришлось провести еще одну ночь в горах. Поскольку медведь разорвал палатку, им пришлось искать место, где можно было бы укрыться от дождя. В конце концов они нашли нишу под скалой. Она была неглубокой, но присев, в ней могли поместиться по крайней мере несколько человек. Потолок с одной стороны был выше, чем с другой, и в нижней своей части эта ниша, по-видимому, соединялась с другой пещерой. Хотя в полутьме Алиса не могла видеть ясно. Она вспомнила, как люди из альпинистского клуба говорили ей, что утеса никогда не существовало, и он появился только после землетрясения в результате смещения разлома.
Гора раскололась на части, и вот появился утес. Это и был пункт назначения, отмеченный на карте. Было ли это место, где Дахý обнаружил тело Якобсена?
Алиса уставилась на Ателея, глядя на него со спины. Он разводил огонь, чтобы заварить чай. В мерцающем свете его тень на стене становилась то такой же огромной, как Якобсен, то такой же маленькой, как Тото. Она погладила тень Ателея на каменной стене ниши, вырытой в основании утеса, пробормотав: «Так вот где ты был все это время». В тот же момент к ней вернулось ощущение реальности, и Алиса наконец поняла, что это всего лишь тень. Но пусть будет хотя бы тень, пусть будет хотя бы тень.
Ателей, закончив разводить огонь, спокойно сидел, наблюдая за дождем снаружи. Дождь внезапно усилился, стал на удивление сильным. Вода стекала внутрь и вниз, пропадая в нижнем пределе с журчанием, как будто где-то в пещере была река, ведущая к сердцу горы, но никто не знал, где она заканчивается.
– Сегодня на море ясная погода? – вдруг спокойным тоном спросил Ателей.
Алиса на секунду опешила и ответила едва уловимым, как капельки дождя, голосом:
– Очень ясная.
Человек с фасеточными глазами III
Мужчина пытается встать, но боль заставляет его сесть обратно. Затем он широко зевает, то ли от горя, то ли от какого-то другого чувства. Как будто мир людей стал для него слишком скучным и он предпочел бы никогда не просыпаться от сна.
После зевка мужчина с удивлением обнаруживает, что боль несколько утихла. Он перестает подавлять желание зевнуть, и зевки приходят один за другим, как будто выстраиваются в очередь, ожидая, когда мужчина выпустит их. Меньше чем за минуту он зевает в общей сложности тринадцать раз.
– Не так больно, как представлял себе, да?
Мужчина знает, что большинство костей в его теле уже сломаны, что это сложный перелом, который никогда не удастся склеить. У него в жизни много раз бывали серьезные переломы, и он знает, каково это, как будто это чувство навсегда запечтлелось в его памяти. Но на этот раз он почему-то не чувствует никакой боли.
– Странно, но не болит. – Мужчина быстро понимает, что в такой ситуации может означать это отсутствие боли: – Значит, я умер?
– Сколько раз ты зевнул?
– Пятнадцать. – На самом деле тринадцать, мужчина ошибся.
– Стало быть, в привычном понимании ты уже умер.
Мужчина не понимает, что должно означать «в привычном понимании». Он приподнимается, встает и идет в сторону от утеса, с тревогой глядя вверх. – Но мой сын еще там, наверху.
Человек с фасеточными глазами качает головой, как будто озадаченный неспособностью этого человека к пониманию простых вещей: – Его там нет. Конечно, можно сколько угодно говорить, что он наверху, но на самом деле это не так. Ты ведь прекрасно это знаешь.
Я не знаю, я знаю, я не знаю, я знаю, я не знаю, я знаю, я не знаю, я знаю… Мужчина сердится, и поэтому игнорирует слова человека с фасеточными глазами. Пытаясь самостоятельно взобраться на скалу, он обнаруживает, что не может. Он, кажется, сохраняет физическое существование, но не может управлять своим телом так, как ему заблагорассудится. Точнее, он не может подняться наверх. Кажется, он ограничен одной плоскостью движения, как будто сам стал плоским. Так вот на что похожа смерть.
– Ты больше не сможешь подняться наверх, – человек с фасеточными глазами подтверждает это, и его слова звучат бесстрастно, непоколебимо, решительно.
Мужчина знает, что этот человек прав. Он не может подняться наверх. Он вздыхает так тяжело и так холодно, что, кажется, растения вокруг него покрываются инеем. Но он все еще беспокоится о своем сыне. Он так встревожен, что встает, чтобы попробовать снова и снова.
Человек с фасеточными глазами не останавливает его, только ждет, пока он устанет и снова усядется на землю. Отчаявшись, мужчина смотрит на человека с фасеточными глазами, словно еще не потерял надежду на его помощь. Но все, что он видит, это фасеточные глаза, которые, кажется, без конца меняются: в каждом глазе прыгают отдельные глазки, омматидии, сменяя друг друга в бесконечных перестановках и комбинациях. Внимательно наблюдая, мужчина заворожен мгновенными образами, воспроизводимыми в каждом омматидии. То извергается вулкан, то виден пейзаж с высоты птичьего полета, или простой лист, который вот-вот упадет. В каждом глазке как будто демонстрируется что-то вроде документального фильма.
Человек с фасеточными глазами показывает на землю, говоря: – Садись, поговорим, хорошо? Если ты не торопишься.
«Если я уже умер, то куда мне торопиться?» – Мужчина с обреченным видом садится на землю.
– Ты знаешь, что такое память?
Мужчина немного озадачен неожиданным вопросом:
– Это то, что помнишь, разве не так?
– Верно. Я объясню простыми словами. Вообще говоря, человеческую память можно разделить на декларативную память и недекларативную память. Декларативная память может быть передана, например, в устной или письменной форме. А недекларативная память – это, грубо говоря, то, что вы называете подсознанием. Это воспоминания, о которых субъект, возможно, даже и не подозревает. Это не значит, что об этом нельзя говорить, просто обычно об этом даже не знают, поэтому и не говорят. Ты можешь уразуметь это?
