В Бразилии 1930-х гг. завоевало позиции авторитаристское течение, которое было окрашено в несколько иные тона, но зато было более эффективным. Трудности в деле создания классовых организаций, в формировании ассоциаций, осуществлявшие представительство, и партий сделало авторитарные методы решения проблем привлекательными не только для консерваторов, но и для либералов и левых. Левые пытались увязать либерализм с господством олигархий; исходя из этого, они не придавали большого значения так называемой формальной демократии. Укреплению подобных взглядов способствовали и сами либералы: они боялись социальных реформ и соглашались прервать «игры в демократию» (либо даже сами инициировали это прекращение) всякий раз, когда казалось, что последней угрожают подрывные силы.

Логичным образом авторитарное течение восприняло концепцию консервативной модернизации, т. е. взяло на вооружение идею, согласно которой в такой разобщенной стране, как Бразилия, именно государству следует стать для нации организующим началом, чтобы в рамках существующего строя продвигать экономическое развитие и достижение всеобщего благосостояния. В рамках подобной траектории, по мнению сторонников этого течения, авторитарное государство смогло бы покончить с социальными конфликтами, межпартийной борьбой, эксцессами свободы самовыражения, которые способствовали лишь ослаблению страны.

У авторитарных течений и тоталитаристского интегрализма имелись и общие черты. Интегрализм стремился добиться своих целей посредством партии, которая мобилизовала бы недовольных и штурмом захватила бы власть. Авторитарное же течение не делало ставку на партию, зато уповало на государство; оно не верило в широкую мобилизацию всего общества, но полагалось на прозорливость отдельных политиков. В конечном счете фашистская доктрина привела бы государство к кризису, а авторитарный этатизм — к его укреплению. «Авторитаристы» действовали изнутри самого государства; в наивысшей степени их влияние воплотилось в деятельности руководства вооруженных сил.

Весь период 1930–1945 гг. стал временем укрепления армии, особенно сухопутных войск. Это выражалось в росте их численности, в постоянном совершенствовании воинского снаряжения и в завоевании армией авторитета. Перед лицом армии теряли свои позиции военизированные подразделения штатов. Между тем, в первые месяцы после революции 1930 г. армия отнюдь не представляла собой сплоченную силу. Причиной тому был не только тенентизм; проблема заключалась в активной деятельности многих членов высшей армейской иерархии, которые симпатизировали Старой республике[129]. Сам же военный лидер революции имел всего лишь звание подполковника; чуть больше чем за год ему следовало присвоить три воинских звания, чтобы привести его к генеральскому чину. Революция 1932 г. способствовала очищению армии. В том году 48 офицеров, из них 7 генералов, были высланы. В конце 1933 г. 36 из 40 генералов, находившихся на действительной военной службе, получили продвижение по службе от нового правительства.

Тем самым консолидировалась преданная Жетулиу Варгасу группа военных, в которой выделялись два персонажа: Гоис Монтейру и Еурику Гаспар Дутра. Гоис Монтейру разрабатывал политику вооруженных сил, а Дутра был ее основным исполнителем. После 1937 г. они оба «монополизировали» высшие посты в армии. Гоис возглавлял Главный штаб с 1937 по 1943 г.; Дутра был военным министром с 1937 по 1945 г., в 1945 г. он оставил этот пост, поскольку баллотировался на пост президента, а военным министром стал Гоис Монтейру, который, впрочем, занимал эту должность еще в 1934–1935 гг.[130] Эта новая группа высшего военного командования сохраняла верность правительству Варгаса, за исключением нескольких случаев, вплоть до самого 1945 г.

1934 г. был отмечен выдвижением требований со стороны рабочего движения и брожением внутри среднего класса. В городах Рио-де-Жанейро, Сан-Паулу, Белеме и в штате Риу-Гранди-ду-Норти разразился целый ряд забастовок, среди которых можно отметить стачки в секторе услуг, а именно на транспорте, в банковском секторе, в сфере коммуникаций. Стремительно развивалась кампания против фашизма, достигшая наивысшей точки в октябре 1934 г. в ходе яростного столкновения между антифашистами и интегралистами в Сан-Паулу.

Ответ со стороны правительства последовал в виде предложенного в начале 1935 г. Закона о национальной безопасности (ЗНБ — Lei de Segurança Nacional, LSN), принятого Конгрессом при помощи либералов. Закон давал определение преступлениям против политического и социального строя, считая таковыми в том числе забастовки госслужащих, подстрекательство к вражде внутри вооруженных групп, разжигание ненависти между социальными классами, подрывную пропаганду, организацию ассоциаций или партий с целью свержения политического или общественного строя незаконными методами.

Одновременно с дискуссиями вокруг ЗНБ коммунисты и близкие к ним левые тенентисты занимались организацией Национально-освободительного альянса (НОА — Aliança Nacional Libertadora, ANL). Он был создан 30 марта 1935 г. в Рио-де-Жанейро. Молодой студент-правовед Карлус Ласерда зачитал манифест НОА и предложил в качестве его почетного председателя кандидатуру Луиса Карлоса Престеса, который и был избран при всеобщем одобрении без голосования. Действующим же председателем НОА стал капитан военно-морских сил Эрколину Каскарду, который в 1924 г. возглавил восстание на броненосце «Сан-Паулу».

Базовая программа НОА была ориентирована на достижение общенациональных целей. Ни в одной из ее пяти статей не рассматривалась специфически рабочая проблематика. Речь шла об окончательном прекращении выплаты внешнего долга, о национализации предприятий с иностранным капиталом, об аграрной реформе, о гарантии свобод для народа, о создании народного правительства, в котором мог бы участвовать «любой человек в меру эффективности своей работы».

Образование НОА соответствовало новой линии БКП, которая проистекала из установок Коминтерна, выступавшего за создание по всему миру народных фронтов, направленных против угрозы фашизма. Предполагалось, что НОА и станет подобным примером народного фронта применительно к условиям так называемого полуколониального мира; он должен был объединить в своих рядах представителей различных социальных слоев, готовых противостоять фашизму и империализму.

В то же время созданию НОА способствовала и трансформация, которую пережила БКП с момента вступления в нее Престеса в августе 1934 г. Партия перестала быть мелкой группой, обращенной исключительно к рабочему классу, и превратилась в более сильную организацию и с точки зрения численности, и в плане более разнообразного социального состава ее членов. В БКП вступили военные — последователи Престеса, а также представители среднего класса. Общенациональная проблематика стала превалировать над классовой тематикой, и это совпадало с новой линией Коминтерна.

За несколько месяцев НОА превратился во внушительную силу. По самым скромным подсчетам, в июле 1935 г. в его рядах насчитывалось от 70 тыс. до 100 тыс. человек. При разработке направления деятельности движения его руководители колебались между попытками укрепить «классовый альянс» или перспективой восстания с целью завоевания власти. Идея восстания, по крайней мере на словах, оказалась более притягательной. На собрании 5 июля 1935 г. в память о выступлениях тенентистов (5 июля 1922 г. и 5 июля 1924 г. — Примеч. пер.) Карлус Ласерда зачитал манифест Престеса, в котором тот, находясь на нелегальном положении, призывал к свержению «ненавистного правительства» Варгаса и к завоеванию власти народным,