– Все в порядке, сынок, – успокоил его Джеймс. – Она не проснется.

– Может проснуться, – возразил мальчишка. На его детское лицо снова вернулась тревога.

Джеймс подумал о банках пива в холодильнике, о том, как, судя по всему, уже напилась эта женщина, раз оставила их нетронутыми. В мусорное ведро он не заглядывал, но, наверное, там валялась пустая бутылка из-под водки. Хорошо хоть в квартире не пахло марихуаной. Джеймс никак не мог понять, где мать Маркуса достает деньги. Мари говорила, что об этом лучше не думать.

– Угощайся тостом, – сказала Мари, напомнив Маркусу, что нужно взять тарелку, сказать «спасибо», вытереть пролитый на кофейный столик чай салфеткой. – Если хочешь, мы можем приготовить для тебя походную кровать, – предложила она.

Мальчишка снова посмотрел на стену, и Джеймс понял, что ему очень хочется согласиться, но он боится своей матери.

– Если хочешь, я могу спросить у нее, – предложил Джеймс. – Я загляну к ней попозже, посмотрю, как она, и дам ей знать, что ты ночуешь у нас.

Рот мальчишки был набит тостом, но он кивнул, сквозь крошки и подтеки арахисового масла.

В шкафу рядом с телевизором был ящик с одеждой: трусы, пижама, спортивные брюки, свитер – все размером на Маркуса.

Маркус съел все четыре тоста и банан, который ему порезал Джеймс. Мари достала новый комикс, специально купленный для мальчика; Маркус читал вслух, а Джеймс похвалил его, сказав, что он читает очень хорошо.

Затем Мари отправилась на кухню разогревать бигос. Джеймс подсел к Маркусу, и мальчишка рассказал ему про всех персонажей комикса, про их силу и могущество, про слабые места. Затем он спросил, можно ли ему посмотреть телевизор, и Джеймс взглянул на часы. Шесть вечера.

– Сейчас показывают одни новости и мыльные оперы. Но я могу тебе почитать, если хочешь.

В настоящий момент взятой из библиотеки книгой была «Дочь пожарного», и Джеймс раскрыл ее на том месте, где они остановились.

Раздался стук в дверь. Джеймс почувствовал у себя в желудке тяжелый камень.

– Я открою, – сказала Мари. Вздохнув, она направилась в прихожую. Джеймс понял, что и у нее в желудке тоже камень.

На пороге стояла мать Маркуса, переступая с ноги на ногу. Она была в застиранных джинсах и сером жилете, ее правая рука рассеянно, непрерывно чесала под левой мышкой.

– Привет, Сэша, проходите… – начала было Мари.

– Маркус у вас? – оборвала ее Сэша.

– Да, они с Джимом…

– Я пришла за ним. – Волосы у Сэши были длинные, такого же темно-русого цвета, как и у Маркуса, а кожа обладала нездоровой бледностью законченного алкоголика. Она прошла следом за Мари в гостиную, и Джеймс удивился, почувствовав запах стирального порошка. Запах шампуня. Запах алкоголя он не почувствовал.

– Не надо было его забирать, – сказала Сэша. – Я просто немного вздремнула. Не отрубилась.

– Все в порядке, – примирительным тоном сказал Джеймс. – Нам любой повод хорош – лишь бы побыть с Маркусом. – Рассмеявшись, он толкнул мальчишку в бок, и тот тоже рассмеялся и толкнул его в бок. Сэша смерила их равнодушным взглядом.

– Здесь чем-то пахнет, что это за запах? – спросила она.

– По-польски это называется «бигос», – объяснила Мари.

– Пахнет капустой, – сказала Сэша.

– Там есть капуста. А также колбаса и грибы. Присоединяйтесь к нам…

– Я не нуждаюсь в пода…

– Это вовсе не подаяние, – возразила Мари. – Просто один сосед приглашает другого на ужин.

– Нет, все хорошо. Марки, пошли!

– Я хочу остаться, пожалуйста, можно?

Убрав правую руку из-под мышки, Сэша поманила Маркуса, приглашая следовать за собой. Левая ее рука была покрыта расцарапанными язвами, однако не это заставило Мари вздрогнуть.

– О, вы…

– Уже на четвертом месяце, – подтвердила Сэша, снова прикрывая живот рукой, словно опасаясь, что у оттуда вырвут ее неродившегося ребенка. – На этот раз я его оставлю.

– Это… – Оглянувшись на сидящего на диване Маркуса, Мари снова повернулась к Сэше и побледнела. – Это просто прекрасно! Это… ну… примите мои поздравления. Маркус, ты рад?

– Да, он рад, правда, Марки? Рад до смерти. Ну а теперь пошли!

– Он может остаться, если вы хотите немного отдохнуть, – сказал Джеймс. – Нам это не в тягость.

Вздохнув, Сэша согласилась. Поцеловав Маркуса, она вышла за дверь и направилась по темному коридору к себе домой. Проводив ее до прихожей, Мари закрыла за ней дверь и постояла с минуту, прижимаясь к ней спиной и закрыв лицо руками.

– У тебя будет братик или сестренка, это так здорово! – сказал мальчишке Джеймс, но сердце у него разрывалось при виде жены. Отняв руки от лица, Мари вернулась в гостиную и подсела к ним на диван. Просунув руку за спиной Маркуса, Джеймс взял руку жены.

– Мама говорит, что не будет пить до тех пор, пока малыш не появится на свет, – сказал Маркус. – И начнет только через неделю после этого.

Лицо Мари исказилось от боли; Джеймс почувствовал, что она хочет сказать какие-то слова поддержки, но не может.

– Ну, надеюсь, когда младенец появится на свет, ты по-прежнему сможешь приходить к нам, – сказал Джеймс. – А если захочешь, брать с собой и малыша. – И Мари крепко сжала ему руку, после чего, глубоко вздохнув, промокнула уголок глаза.

– О да, это замечательная мысль, – сказала она. – Как ты на это смотришь?

Кивнув, Маркус устроился на диване поуютнее, положив голову ей на плечо.

– А ты кого хочешь? – спросила Мари. – Братика или сестренку?

– Сестренку, – ответил Маркус. – Я бы хотел маленькую сестренку. И тогда мы сможем заботиться о ней все вместе, правда? И все будет хорошо, да? Все будет хорошо?

– Да, любимый, – сказала Мари. – Мы будем заботиться о ней все вместе, и все будет хорошо.

Верховный жрец

Милтон повозился с подкладкой своей фуражки. В ткани был разрез, он достал маленькую фотографию и протянул ее Блю, однако когда та попыталась взять фотографию, Милтон резко отдернул руку.

– Только посмотреть, – сказал он. – У меня она единственная.

На вид фотография была старой, она выцвела и обтрепалась, однако Блю отчетливо разглядела то, что было на ней изображено. С фотографии на нее смотрела светловолосая девочка, худая и живая, с румяными щеками. Она была в светло-сером спортивном костюме, одно колено в грязи, длинные волосы распущены. Позади девочки стоял высокий мальчик постарше, щуплый, с такими же глазами, скулами и подбородком. Мальчик обнимал девочку за шею. Оба они смеялись.

Это тот самый ребенок, которого видела Блю? Ей захотелось узнать, как долго Милтон хранит фотографию за подкладкой своей фуражки, отчаянно надеясь, как и она сама, найти того, кому можно будет довериться. Подавшись вперед, она внимательно изучила фотографию.

– Это Джессика, – сказала Блю; уверенность и облегчение выплеснулись у нее из горла, обожгли глаза, задушили голос и смыли остатки сдержанности. Не она одна считает, что девочка существовала; она не одинока. – Вы ее брат?

Милтон покачал головой.

– Говорите тише. Вы тоже ищете Джесс? Вы из полиции?

– Нет, я