Шрифт:
Закладка:
В докладной записке от 2 августа 1944 г. старший оперуполномоченный УПВИ майор Вольф Штерн писал, что он потребовал от Паулюса «определить свою позицию: считает ли он себя маршалом немецкого народа или маршалом Гитлера, ибо как с маршалом Гитлера мы имеем право расправиться с ним политически, то есть представить его перед миром как врага будущей демократической Германии, который должен делить судьбу гитлеровской клики. В этом случае сами немцы постараются, чтобы его имя не было покрыто ореолом мученика – так что позорная смерть, по-моему, для него более неприемлемая, чем предложения, которые ему сделал генерал Петров (начальник УПВИ. – Б.Х.), то есть стать маршалом немецкого народа».
Однако «маршалом немецкого народа», очевидно, хотел стать не Паулюс, а Зейдлиц. Проекты создания немецких антинацистских боевых частей НКСГ («армии Зейдлица») разрабатывались президентом СНО начиная с осени 1943 г. Зейдлиц просил о большем: о формировании армии НКСГ.
В литературе до сих пор идут поиски следов этой никогда не существовавшей армии. За «армию Зейдлица» выдаются действия советских диверсионно-разведывательных групп. Некоторые из них формировались из числа активистов НКСГ и СНО, но подчинялись не Зейдлицу, а начальнику 4-го (диверсионно-разведывательного) управления НКВД-НКГБ CCCP генерал-лейтенанту Павлу Судоплатову.
Последний раз вопрос о создании «армии Зейдлица» обсуждался советским руководством 11 марта 1944 г., когда Берия направил Председателю Государственного Комитета Обороны Иосифу Сталину «Меморандум Зейдлица» от 16 февраля 1944 г. Суть этого документа сводилась к предложению признать НКСГ как германское правительство за рубежом и сформировать германские освободительные войска «в качестве авангарда для внутренней освободительной борьбы в Германии». Германская освободительная армия «будет в значительной мере содействовать окончательному краху гитлеровской системы» и должна после военного разгрома гитлеризма «разбить его политически и гарантировать закрепление успехов. Она может сделать ненужной смешанную оккупацию союзников со всеми ее последствиями – демаркационной линией и зонами влияния. При этом следует еще раз особо указать на пропагандистское значение данного акта».
Меморандум гласил: «Если немецкий народ будет и впредь покорно позволять вести себя к гибели, даже не пытаясь сопротивляться, то с каждым днем он будет не только слабее. Каждый день его вина будет все тяжелее. Тогда Гитлера придется свергать лишь силами коалиции союзников. А это означает конец национальной независимости… Если же, напротив, немецкий народ своевременно сумеет подняться и своими силами докажет, что немцы тоже желают освобождения других народов и полны решимости освободить самих себя от власти Гитлера, они получат право сами решать свою будущую судьбу и быть услышанными в мире. Это единственный путь к сохранению самого существования, свободы и чести немецкого народа».
За спиной остальных членов НКСГ немецкие генералы из СНО вручили меморандум помощнику Мельникова полковнику Швецу. Через неделю Швец вернул этот документ авторам с ироническим замечанием, что в их интересах не передавать его советскому руководству. Зейдлицу пришлось извиняться перед членами НКСГ за «нарушение демократических принципов», а Мельников «задал ему настоящую трепку».
Однако меморандум Зейдлица, содержавший предложение признать НКСГ как германское правительство за рубежом и сформировать германские освободительные войска, был передан Мельниковым «на верх» и вызвал резкую критику.
Берия устроил Мельникову разнос намного более жесткий, чем «трепка», заданная Мельниковым Зейдлицу. Однако было уже поздно: «Меморандум Зейдлица» лег на стол Сталину, который его отверг: меморандум был признан политически ошибочным.
Первоначально поддержав Зейдлица, Мельников допустил политически неверный шаг: весной 1944 г. Советский Союз для победного завершения войны не нуждался ни в просоветском германском правительстве за рубежом, ни тем более в «германской освободительной армии» – создавать в советском тылу немецкие вооруженные формирования, пусть даже и антифашистские, представлялось делом опасным с военной точки зрения и политически неверным. Мануильский предложил Щербакову указать Мельникову на необходимость «твердо и решительно покончить с этой опасной игрой», немедленно изъять и уничтожить меморандум. Но уничтожать документ было уже поздно: он лежал на столе Сталина.
После истории с меморандумом недоверие советских властей к Зейдлицу нарастало. 25 мая 1944 г. Мануильский сообщил Щербакову, что «составление «Меморандума Зейдлица» было провокационным действием фашистской группы внутри СНО». Как писал Мануильский, «документ этот, составленный весьма коварно, на деле представляет собой неуклюжую провокационную попытку подтолкнуть советские власти на такие шаги, которые обострили бы наши отношения с союзниками. Не подлежит ни малейшему сомнению, что официальное признание Национального комитета советским правительством вызвало бы в Англии и Америке целую кампанию, направленную к тому, чтобы изобразить позицию Советского Союза как прогерманскую, срывающую, дескать, желание Англии и Америки довести войну против Германии до победного конца. Авторы меморандума желают разыграть советскую “карту”, чтобы подготовить Германии путь соглашения с Великобританией. Не подлежит также сомнению, что за предложением Зейдлица о расширении Национального комитета скрывается стремление немецких генералов прибрать к рукам Национальный комитет и вести курс на создание в Германии не демократического правительства, а генеральской диктатуры, которая должна заменить собой фашистский режим».
Паулюс в отличие от Зейдлица был более осторожен. В разговоре со Штерном 4 августа 1944 г. фельдмаршал поинтересовался позицией советского руководства относительно формирования немецкой освободительной армии из числа военнопленных и был «очень доволен» ответом Штерна, что Москва не заинтересована в том, чтобы немцы стреляли в немцев.
«Компромат» на Зейдлица складывался постепенно. «Информаторы» из немецких военнопленных фиксировали негативные высказывания Зейдлица о Крымской конференции: «По-видимому, Германия будет поделена между США, Англией, СССР и Францией. СНО больше ничего не может сказать немецкому народу, а немцам остается только покориться… От Германии останутся одни только клочки, лучшим исходом для Германии было бы присоединение к СССР в качестве 17-й советской союзной республики». Решения Потсдамской конференции о восточных границах Германии Зейдлиц оценивал как «холодный Майданек» для немецкого народа, который обязан Советскому Союзу тем, что у немцев «отнимут все области на восток от Одера и Нейсе… Где тут справедливость?.. Красный империализм принимает чрезвычайные меры». По поводу затянувшегося решения вопроса о репатриации генералов из СНО Зейдлиц говорил, что, «когда пребывание в этой стране станет пройденным этапом, можно будет трижды перекреститься. Здесь мы переживаем одни разочарования».
В январе 1949 г. Зейдлиц подал заявление с просьбой о репатриации в восточную зону, чтобы «работать там на хозяйственной работе, предпочтительно по коневодству», и выразил желание взять туда свою семью, проживавшую в английской зоне, в городе Ферден в районе Ганновера. Главноначальствующий Советской военной администрации в Германии генерал армии Василий Чуйков
