Шрифт:
Закладка:
Советское правительство пыталось рассеять опасения союзников относительно создания НКСГ. Нарком иностранных дел Вячеслав Молотов, беседуя 26 июля 1943 г. (через 13 дней после создания НКСГ) с британским послом в Москве Арчибальдом Керром, заверял своего собеседника, что «комитет “Свободная Германия” – пропагандистский комитет. Наши разведчики считают, что этот комитет полезен с точки зрения увеличения врагов Германии в германском народе и в германской армии. Мы же считаем, что чем больше будет врагов у Гитлера, тем полезнее это будет для союзников».
21 октября 1943 г. Сталин, беседуя во время Московской конференции с британским министром иностранных дел Иденом, заявил: «Германский комитет – это орган пропагандистский… Конечно, в германском комитете есть люди, которые мечтают о том, что они будут решать судьбы Германии. Однако нужно помнить, что ни одно уважающее себя правительство не будет иметь дело с военнопленными».
Наука ненависти
Идеологическая работа среди бойцов и командиров Красной армии велась в духе сталинского приказа от 28 июля 1942 г. № 227 («Ни шагу назад») и союзнического требования полного разгрома гитлеровской Германии и ее сателлитов.
Простые солдаты, преисполненные справедливой ненавистью к врагу, понимали эти требования просто: «убей немца». В основу этого пропагандистского лозунга были положены рассказ Михаила Шолохова «Наука ненависти», стихотворение Константина Симонова «Убей его!» и публицистическая статья Ильи Эренбурга «Убей!».
«Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово “немец” для нас самое страшное проклятье… Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал… Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя… Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину… Если ты убил одного немца, убей другого – нет для нас ничего веселее немецких трупов… Убей!» – писал Эренбург.
Для воззваний НКСГ и СНО «пропаганда ненависти», за исключением ненависти к Гитлеру, была неприемлема. Более того, цитируемые нацистской пропагандой призывы Шолохова, Симонова, Эренбурга удерживали немецких солдат от сдачи в советский плен и перехода в ряды НКСГ, снижали и без того невысокую эффективность его работы.
Сразу после Московской конференции министров иностранных дел президент СНО генерал артиллерии Вальтер фон Зейдлиц обратился к куратору СНО по линии НКВД замначальника УПВИ генерал-майору Мельникову с просьбой разъяснить, остаются ли в силе программные цели Национального комитета. В письме от 8 ноября 1943 г. Зейдлиц предлагал рассматривать членов НКСГ и СНО в качестве официальных представителей новой Германии. Он добивался того, чтобы СССР хотя бы в осторожной форме сделал официальное заявление о поддержке основного положения манифеста о свержении гитлеровского правительства и прекращении войны. Официального ответа на свое письмо Зейдлиц не получил.
Меморандум Зейдлица
Начиная с осени 1943 г. генерал Зейдлиц разрабатывал проекты создания немецких антинацистских боевых частей НКСГ. «Зейдлиц уже видит себя на посту главнокомандующего вооруженными силами свободной Германии», – писал Мельников. Он обещал генералу помочь в переброске в германский тыл немецких антифашистов для агитации среди командного состава вермахта и организации действий против гитлеровского режима. Но Зейдлиц просил о большем: о формировании армии НКСГ, которая, по его расчетам, должна была состоять из двух корпусов, четырех полных дивизий и частей авиационной поддержки. Численный состав армии: 7 генералов, 1,5 тыс. офицеров и 42 тыс. солдат.
Последний раз вопрос о создании «армии Зейдлица» обсуждался советским руководством 11 марта 1944 г., когда нарком внутренних дел Берия направил председателю Государственного комитета обороны Сталину «меморандум Зейдлица» от 16 февраля 1944 г. Суть этого документа сводилась к предложению признать НКСГ как германское правительство за рубежом и сформировать германские освободительные войска «в качестве авангарда для внутренней освободительной борьбы в Германии».
Однако события развивались не так, как предполагал Зейдлиц.
На Тегеранской конференции 28 ноября – 1 декабря 1943 г. лидеры трех ведущих держав антигитлеровской коалиции договорились об установлении послевоенных границ Польши. Как отмечал 28 марта 1944 г. в своем дневнике 1-й вице-президент НКСГ Генрих Айнзидель, «теперь Советский Союз обещал Польше предоставить нечто вроде компенсации на Западе… Речь шла о значительных территориях в Силезии, Померании и Восточной Пруссии. Помимо этого, в своем заявлении Черчилль потребовал выделить для Польши примерно 400 км на побережье Балтийского моря западнее Кенигсберга. Все это, естественно, глубоко шокировало членов Национального комитета… Те, кто симпатизировал коммунистам, не упустили случая, чтобы указать своим товарищам, что предложение Черчилля также является нарушением Атлантической хартии. Для генералов все это было слишком… На своей даче, куда русские обычно отвозили их на выходные, они приняли решение направить меморандум советским представителям с предложением о реорганизации комитета (НКСГ. – Б.Х). В его руководстве отныне должны быть представлены только генералы и члены рейхстага, и теперь данный орган должен получить статус правительства в изгнании, которому русские обязаны дать гарантии относительно будущих границ Германии». Отношение Айнзиделя к этому меморандуму явствует из его слов: «Похоже, что водка, которую они (немецкие генералы. – Б.Х.) привыкли употреблять на своей даче по выходным в компании с немцами-эмигрантами, крепко ударила им в голову».
Весной 1944 г. Советский Союз для победного завершения войны не нуждался ни в просоветском германском правительстве за рубежом ни тем более в «германской освободительной армии». Создавать в советском тылу немецкие вооруженные формирования – пусть даже и антифашистские – представлялось делом опасным с военной точки зрения и политически неверным. В этой связи Д.З. Мануильский писал Н.И. Баскакову, сотруднику аппарата наркома иностранных дел: «Считаю, что мы не можем пройти мимо этого документа. Необходимо указать работникам НКВД, занимающимся Национальным Комитетом и Союзом немецких офицеров, что они должны твердостью политической линии своей работы с немецкими офицерами и генералами пресечь подобные выступления, могущие принести лишь вред Советскому Союзу».
Мануильский предложил Щербакову указать Мельникову на необходимость «твердо и решительно покончить с этой опасной игрой», немедленно изъять и уничтожить меморандум. 7 апреля 1944 г., через месяц после представления Сталину «меморандума Зейдлица», генерал Мельников, который «дал ход» этому документу, застрелился. Щербаков, выступая 19 мая 1944 г. на совещании начальников служб, занимавшихся разложением войск противника («седьмых отделов»), потребовал внимательно следить за руководителями НКСГ, потому что у «них свои планы», некоторые из них хотят «противопоставить Советский Союз союзникам, столкнуть» их.
«Генерал Зейдлиц, – сказал Щербаков, – представил нам несколько документов. В них предлагалось объявить Национальный комитет немецким правительством и дать тем самым ему возможность вести работу как временному правительству или полуправительству. Нужно работать так, чтобы мы их использовали в целях победы Красной армии, и не допускать, чтобы они нас использовали».
«Меморандум Зейдлица» был
