современные вчитывания, а видимые ирония, формы и оттенки существуют лишь в нашем представлении, а не в самом прошлом. Лучшим ответом Кюну, а также критикам-постмодернистам, настаивающим, что нам, как читателям, всегда доступен лишь текст и ничего более, будет пеленгация с большого количества точек: если собрать как можно больше свидетельских показаний для сопоставления и взаимной проверки, мы все же можем проникнуть за преграду текста и распознать какое-то подобие фактов, скрывающихся за ним742. Между тем в нижеследующем изложении мы располагаем только тремя очевидцами, каждый из них со своими резонами и расчетами: значит, в нашей новелле, «основанной на реальных событиях», нам понадобится кое-что разыскивать и самим. Кроме того, нам, пожалуй, встретится несколько развилок, откуда возможно будет двигаться разными путями, из‐за чего социальный смысл событий будет оставаться в области предположительного. Время от времени читателю самому придется выбирать путь развития сюжета.

Вернемся же к нашей постели. Дальнейшие события были с точки зрения морали сомнительными и даже дикими…

Однако прежде укажем, какие дорожки и интриги привели три пары ног под одно одеяло. Дело происходило поздним субботним вечером в начале ноября 1569 года на третьем этаже римского дома поблизости от церкви Сант-Иво, тогда еще не жемчужины Борромини, но уже университетской часовни. Дом принадлежал Джованни-Баттисте Букки, возможно, потомку знатной семьи из Болоньи743. Он был отчимом Инноченции; сама девушка, ее младшая сестра и семилетний брат Луиссо были сиротами, поскольку их мать, Изабелла, умерла в прошлом январе744. Нянька Франческа, служившая еще покойнице, осталась, чтобы позаботиться о детях745.

Именно содействие Франчески и позволило Веспасиано оказаться под одним одеялом с двумя голыми женщинами, одна из которых была его кормилицей, а вторая – предметом его стремлений, обожания и, быть может, не вполне невольной сообщницей в любовной интриге. Пути, которые привели этих троих в одну постель, были сложными и извилистыми. Молодой человек, как и Франческа, был родом из Поджо-Миртето, с плодородного подножия Сабинских гор в верхнем течении Тибра. Нам ничего не известно о статусе и зажиточности его семьи, но юноша, во всяком случае, знал латынь. В Рим Веспасиано попал почти за три года до нынешних событий – весной 1566 года – и жил у разных чиновников, одним из которых был городской архивариус. Кроме того, он посещал лекции в университете746. Благодаря случайной встрече на улице, он попал в дом Инноченции: в один прекрасный день его дорожка пересеклась с путем Франчески. Он ее не вспомнил, а она, наоборот, сразу узнала земляка и молочного сына и пригласила его зайти. Это случилось в середине весны 1569 года, лишь месяца через два после того как Франческа полностью взяла на себя заботу о хозяйских детях747. У себя дома Франческа поднесла Веспасиано выпить. Затем он заметил платье, лежавшее на сундуке; Франческа объяснила, что оно старшей падчерицы хозяина748. Это незначительное событие, однако, запомнилось как начало всей истории. Веспасиано и дальше заходил к Франческе, но прошло полгода, пока ему удалось увидеть хозяйку платья. Знаменательно для их судеб и их чувств, что Веспасиано впервые столкнулся с Инноченцией, когда она ругалась из‐за одной книжки749. Впоследствии в своих показаниях суду он поведал, как он впервые услышал и увидел ее:

Я увидел Инноченцию из‐за того, что она поссорилась с мальчиком по имени Алессандро из‐за какой-то книжки. Они так шумели, что мы с Франческой не могли разговаривать, а говорили мы о своей деревне. Когда я услышал их крики, я сказал Инноченции – у нее в руках была книжка, я и не знал, что это за книжка, но Алессандро хотел забрать ее – я сказал Инноченции, чтобы она отдала ему книжку и что если она отдаст ему книжку, то я принесу ей такую же. Тогда она сказала: «Если ты обещаешь принести ее мне, я отдам эту ему»750.

Книжка, из‐за которой разгорелся сыр-бор, называлась «Книга девственниц», вероятно, за авторством сурового аскета Дионисия Картузианца, среди трудов которого имеется панегирик женской непорочности751.

И юноша сдержал слово. Неделю спустя, когда Франческа вернулась домой от знатных людей, которых она обстирывала, она нашла хозяина в ярости: придя домой, он, к своему ужасу, обнаружил Инноченцию вдвоем с молодым человеком, внизу, одних, без присмотра. Служитель архива принес духовное чтение, а с ним груш и зрелых орехов752. Повеление хозяина было таково: отныне Франческе – никаких отлучек для стирок: ей следует сидеть дома и заниматься детьми753. Помимо того, Инноченции запрещалось впускать в дом кого бы то ни было. Однако Франческе было свойственно непослушание, и она не допустила изоляции. Она сделала дубликат ключа, чтобы пускать по ночам своих друзей-мужчин754. Им же, по меньшей мере однажды, воспользовалась и Инноченция, чтобы впустить Веспасиано, но это было рискованным из‐за двери. Ее петли скрипели, а соседке Алессандре, с нюхом как у собаки и глазом как у орла, дело было до всего, и она готова была разнести любую сплетню755. Потому-то девушка продолжала следовать приказу отчима, но лишь его букве, а не духу; ибо по наущению Франчески Веспасиано пользовался окошком «у колодца» наверху лестничного пролета. Через него молодой человек, как и его новый друг Доменико (чаще просто Менико), сын Франчески, преспокойно забирались внутрь. Да и сама Инноченция не пренебрегала этим выходом, когда посещала соседей, порой и после наступления темноты756.

Веспасиано был заинтригован горячим желанием Инноченции получить книгу. Впоследствии он свидетельствовал:

Несколько дней спустя я вернулся к этому дому поговорить с Франческой. Среди прочего я спросил ее, хорошо ли эта девушка умеет читать. Она ответила, что да. Тогда я в шутку сказал: «Из нас вышла бы хорошая пара». Она же сказала: «Это дело можно обсудить; оно вполне может статься»757.

Так было положено начало сватовству по обычаю эпохи Возрождения. Как часто случается, оно имело несколько целей: Веспасиано предстояло завоевать сердце и согласие избранницы, найти посредника и расположить к себе отчима. Первые две задачи не представляли большого труда; пожилая женщина выступила в роли Купидона и руководила операцией по ухаживанию и за Инноченцией, и за Джованни-Баттистой. Много позже в суде юноша признавался: «Полагаю, Франческа рассказала девушке о том, как я хочу взять ее в жены, и с того-то времени она влюбилась в меня, а я в нее»758. Мотивы служанки во всем этом