Шрифт:
Закладка:
Гений не рождается таковым – на развитие, проходящее по весьма предсказуемой траектории, уходят годы. Ранние сочинения Моцарта не были шедеврами, а Бобби Фишер совершал множество ошибок, когда только учился играть в шахматы. Оба, вероятно, обладали исключительным талантом, который требовал развития, но они не стали бы великими без обучения и практики. И их величие было ограничено областью, на которой они специализировались. Тренировки на запоминание цифр не помогут вам столь же эффективно вспоминать имена. Однако опыт в какой-либо сфере деятельности улучшает многие другие способности в ее пределах, даже если вы не выполняли отдельных упражнений для этого.
Основоположники когнитивной психологии Адриан де Гроот, Уильям Чейз и Герберт Саймон с помощью целого ряда классических экспериментов доказали, что шахматные мастера могут запомнить больше семи элементов, если все они коррелируют с их областью компетенций[287]. Мы повторили их исследование; участником нашего эксперимента стал друг Криса Патрик Волфф – гроссмейстер, дважды завоевавший титул чемпиона США. Мы привели Патрика в лабораторию и на пять секунд показали ему шахматную диаграмму игры неизвестного мастера. Затем мы дали ему пустую доску и набор фигур и попросили воспроизвести позиции по памяти. Удивительно, но ему это удалось почти со 100-процентной точностью, несмотря на тот факт, что диаграмма содержала 25 или 30 фигур – это значительно больше семи, что составляет типичный лимит кратковременной памяти.
Гений не рождается таковым – на развитие, проходящее по весьма предсказуемой траектории, уходят годы.
Понаблюдав, как он несколько раз подряд проворачивает тот же трюк, мы попросили его объяснить, как ему это удается. Первым делом он отметил, что в тренировки гроссмейстера не входит расстановка шахматных фигур в соответствии с позициями, которые он видит всего на несколько секунд. По его словам, ему удается быстро уловить общий смысл и объединить фигуры в группы на основании имеющихся между ними связей. По сути, распознавая знакомые паттерны, он сохранял в каждом слоте памяти не одну, а сразу несколько фигур. Постепенно оттачивая свое мастерство в шахматах, он развил и другие навыки, которые помогают справляться с основной задачей: ментальное воображение, пространственное мышление, визуальную память. Благодаря всем этим навыкам он справился с нашей задачей на запоминание гораздо лучше других людей. Однако экспертиза в шахматах не сделала его также специалистом по образному мышлению, логическому мышлению или общей памяти. Когда мы показали ему диаграммы с тем же количеством шахматных фигур, расставленных в произвольном порядке, он запомнил их не лучше любого новичка, потому что опыт игр и знание комбинаций оказались бесполезными. Тот же принцип применим к студенту, который научился запоминать 79 цифр в ряду: его способности распространялись только на комбинации цифр, поэтому даже после нескольких месяцев тренировок с числами он все еще мог запомнить не больше шести букв[288]. Другими словами, он отточил навык запоминания цифр, но на другие способности это эффекта не оказало.
Гроссмейстеры могут блестяще применять свой опыт для выполнения широкого спектра шахматных задач, даже если никогда не сталкивались с ними раньше. Один из самых ярких примеров – игра вслепую. Игроки высшего уровня могут сыграть целую партию, не глядя на доску: им сообщают (в шахматной нотации), какие ходы сделали противники, и они объявляют об ответных перемещениях фигур.
Игроки уровня гроссмейстера могут одновременно вести сразу несколько партий вслепую, причем делать это с исключительным мастерством, даже если до этого им не доводилось участвовать в подобном. Исключительная шахматная память и образное мышление, необходимые для выполнения этого трюка, накапливаются более или менее на автомате по мере того, как игроки оттачивают свою экспертность.
Работая с Элиотом Херстом (профессором психологии, который также является мастером по шахматам), Крис провел исследование, чтобы определить, насколько хуже играют гроссмейстеры, когда не видят доску и фигуры[289]. Может показаться, что количество ошибок увеличится из-за дополнительной нагрузки на память: в конце концов, игрокам нужно запомнить, где находится каждая фигура. Проверить корректность этого предположения Крис решил посредством шахматного турнира, который проводится в Монако каждый год, начиная с 1992-го. В нем двенадцать лучших игроков планеты, в числе которых много претендентов на звание чемпиона мира, играют друг с другом дважды: один раз в обычных условиях, а второй – вслепую. Поскольку в обоих случаях задействованы одни и те же игроки, любая разница в количестве ошибок должна объясняться условиями партии, а не соперниками.
Мы привели Патрика в лабораторию и на пять секунд показали ему шахматную диаграмму игры неизвестного мастера. Затем мы дали ему пустую доску и набор фигур и попросили воспроизвести позиции по памяти. Удивительно, но ему это удалось почти со 100-процентной точностью.
Всего в период с 1993 по 1998 год на турнире было сыграно около 400 обычных партий и 400 партий вслепую; в среднем каждый игрок сделал за матч около 45 ходов. Крис использовал программу под названием Fritz, признанную одной из лучших в мире шахмат, для выявления всех серьезных ошибок, допущенных участниками. Наверняка некоторые тонкости остались незамеченными, но основные промахи и значительные просчеты Fritz распознала без особых усилий.
При традиционном формате игры гроссмейстеры в среднем совершали две ошибки на каждые три партии. Это были вопиющие просчеты, которые могли стоить им – и часто стоили – победы в матче с соперником высочайшего уровня. Но неожиданностью стало то, что количество ошибок в партиях, сыгранных вслепую, осталось примерно на том же уровне.
Гроссмейстеры раскрыли свой потенциал до такой степени, что могли творить магию, не глядя на составляющие элементы (вы только посмотрите, ни шахмат, ни доски!). Для тех, кто
