боролись не за одно и то же? Просто Роз в отличие от него была готова пользоваться более жесткими и грязными методами.

– Пьера тоже была мятежницей, да? – пробормотал он, как только к нему пришло осознание.

Долгое время Роз ничего не говорила, а потом произнесла:

– Она была лидером. Была мне матерью, когда моя не могла ею быть. А теперь ее не стало, и у меня больше нет поводов для привязанности.

Дамиан разглядывал изгиб ее шеи, напряженную линию рта. Он понимал ее. Ему было знакомо чувство, когда тебе больше не за что бороться.

– Мне жаль.

Тут они замолчали, поскольку Баттисту потащили совсем в другую сторону. Дамиан выругался себе под нос, когда стало ясно, что их с Роз ведут в темницы. Сколько раз он вел кого-то по этой темной лестнице? Сколько раз слышал зловещий скрип захлопываемой железной двери, запирающей арестованного в крохотной камере? Он много раз думал о том, насколько ужасно остаться одному в недрах подземелья, но и представить не мог, что испытает нечто подобное на себе.

– Что происходит? – спросил он у Кирана, который вел себя так, будто никто ничего не говорил. – Киран, послушай меня, в Палаццо небезопасно…

Дверь с лязгом захлопнулась, оборвав его речь. Камера, разумеется, была каменной – они не собирались рисковать и сажать Роз в клетку с металлическими прутьями. Именно по этой причине здесь имелись разные типы ограждений. Сейчас их словно заперли в огромном бетонном блоке: дверь представляла собой толстую плиту из укрепленной древесины с маленьким окошком.

Как только они оказались внутри, Дамиан прислонился к ледяной стене камеры, стараясь не думать о том, когда в последний раз ему доводилось бывать в таком тесном и темном пространстве. По крайней мере, он был здесь не один: Роз придвинулась к нему, и ее волосы защекотали ему нос. Когда шаги офицеров стихли, она вздохнула с облегчением.

– И что мы теперь будем делать? – спросила Роз в наступившей тишине. – Мы не можем сидеть здесь и ждать, что будет дальше. У тебя же еще есть союзники в Палаццо, верно? Киран? Сиена?

При звуке их имен в груди Дамиана вспыхнула острая боль.

– Ты сама сейчас видела Кирана, не так ли? Они, скорее всего, думают, будто я связан с мятежниками.

– Формально так оно и есть.

Он выразительно посмотрел на ее силуэт.

– Сейчас не время для шуток.

– Прости. А что насчет Энцо? Я недавно видела его.

– Интересно, как я, по-твоему, смогу связаться с ним? Он даже не знает, что мы здесь, внизу.

Роз согласно хмыкнула и привалилась к стене.

– Ну, ладно. Как думаешь, кто это?

– Ты о ком?

– О последователе Хаоса. Кто это может быть? Или думаешь, это кто-то вообще нам незнакомый?

– Я не знаю. – Дамиан взъерошил рукой волосы. – В душе я все еще надеюсь, что всему этому есть совершенно иное объяснение. То, которое не связано с Хаосом или с тем, что я схожу с ума.

– Ну, ты определенно не сходишь с ума, – сказала Роз в темноту. – Я верю тому, что ты видел. Возможно, сейчас мои слова не имеют большого значения, но они – правда.

После ее слов Дамиана бросили в государственную тюрьму. «Все, что я сказала прошлой ночью, правда», – произнесла тогда Роз.

Незадолго до того, как ему стало ясно: она погубит его.

– Не могу поверить, как я мог не догадаться, что ты мятежница, – вдруг пробормотал он, не в силах сдержаться. – Все то время, пока я полагал, будто заново узнаю тебя, я на самом деле совсем тебя не знал, да?

Она прижалась к нему теснее, аромат ее тела прогонял из воздуха прохладу.

– Знаешь, ты не единственный, кому я солгала, и могу с уверенностью заявить: оно того не стоило. – Глухой смешок. – За последние три года я совершила множество ошибок. Я этого не отрицаю. Мне не стать идеальной и, возможно, даже никогда не быть хорошей. Но ведь я могу попробовать, верно? – В голосе Роз слышалась мольба. – Я попробую, если ты дашь мне шанс.

– Черт побери, Роз. – Дамиан провел ладонью по лбу. – Что я должен сделать? Забыть обо всем, пока ты не найдешь другую вескую причину мне солгать?

Она на время замолчала, после чего сказала:

– Я присоединилась к сопротивлению, потому что знала: этот город может быть лучше. Я не желаю, чтобы нас делили на тех, кто обладает магией, и тех, кто – нет. Люди восстают, когда уже находятся в отчаянии. Когда ничего другое не помогает. Будь у меня возможность все изменить, я бы не посылала нашу молодежь на войну. Я бы не позволяла гильдиям диктовать, как кому жить. Я хочу, чтобы каждый гражданин имел право голоса и чтобы никто не страдал, – Роз говорила с мольбой в голосе. – Неужели эти цели настолько плохи?

Ничуть. Дамиан хотел того же. Просто у него не было видения и понимания, с чего начать. Зато Роз говорила то, что сам он боялся произнести. Видела то, чего он старался избегать. Из них двоих именно ей всегда было суждено изменить мир.

А ему нужна лишь смелость последовать за ней.

– Хорошо, – согласился он. – Ты права.

Стоило ему произнести эти слова вслух, как он понял: это правда. Дамиан боялся мятежа, поскольку боялся перемен. Беспорядка. Однако достичь первого без второго практически невозможно, не так ли? Ничто не сдвинется с места само по себе. Для этого нужно выйти и начать бороться.

Молчание Роз было пропитано недоверием.

– Я – что?

– Ты права, – решительно повторил Дамиан. – Я устал игнорировать то, что однозначно неправильно. Устал обращаться к святым с просьбой сделать то, что мы должны сделать сами. Заботься святые о справедливости, она бы уже у нас была.

Она захлопала длинными ресницами.

– Но Палаццо…

– Засадило меня за решетку, – закончил Дамиан. В его голосе отчетливо слышалось разочарование. – Ты была права, Роз, а я ошибался. К тому же, когда тебе кто-то дорог, его цели становятся и твоими.

Она изумленно приоткрыла губы, было видно: она не знала, что сказать. Но Дамиану было все равно. Отныне он будет поддерживать Роз Ласертозу в ее начинаниях. Если она попросит у него весь мир, он найдет способ его достать. Неважно, доверял он ей или нет, его сердце находилось в ее руках.

– Спасибо, – произнесла она с чувством.

– Тебе не за что меня благодарить.

Вместо ответа Роз повернулась к нему и, поднеся руку к лицу, погладила его подбородок. Глаза Дамиана привыкли к темноте и теперь видели глубину ее взгляда, мягкий изгиб верхней губы.

На этот раз он не позволил Роз вести и сам, накрыв рукой ее затылок, притянул к себе в поцелуе.

С ее губ слетел тихий вздох. Лица Дамиана коснулся теплый воздух, и в нем тут же вспыхнул огонь, внезапно холод каменный стены перестал казаться ему невыносимым. Он откинул волосы с ее лица. Поднял подбородок. Скользнул языком по полумесяцу ее зубов и услышал, как из ее груди вырвалось довольное урчание, когда она плотнее прижалась к нему всем телом.

Те, чувства, которые пробуждала в нем Роз, были, наверное, самым неоспоримым доказательством существования божественности. В кои-то веки Дамиана не заботила его заурядность. Прикосновение Роз вселяло уверенность лучше любой молитвы. Она была священной, как ни один святой. Позволь она ему, он мог бы сделать ее