путь, так что нет нужды заставлять вашу империю оказывать давление на имирцев, требуя, чтобы они выдворили меня — мой корабль отправляется через двадцать часов.

— И куда дальше? — спросил Флэндри.

— Куда глаза глядят, — беспечно ответил Айхарайх. Флэндри почувствовал, как у него засосало под ложечкой.

— К Сираксу? — произнес он.

Они приостановились перед входом в оранжерею. В самом центре ее, словно в пещере из разросшегося папоротника и тысяч пурпурно-алых орхидей, за которой проглядывали звезды и могучий Юпитер, застыла в невесомости единственная в своем роде водяная, будто отлитая из серебра, сфера. Позже сюда еще придут люди, и те из них, кто помоложе да попьянее, сбросят с себя одежды, чтобы испытать плавание в невесомости в этом шаре, но пока здесь была только музыка. Айхарайх оттолкнулся от пола, прыгнул через порог, полы его мантии взметнулись черными крылами, и он полетел под сферическим куполом. Следом за ним вошел и Флэндри. Одежда раздражала плоть, словно жгла его, мешала двигаться, и потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к невесомости. Айхарайх, прародители которого когда-то со свистом рассекали крыльями небо над Херейоном, никаких неудобств, похоже, не испытывал.

Представитель рода нечеловеческого ухватился в полете за лист орлика и завис, вглядываясь в буйные заросли орхидей, склонив свою ястребиную голову.

— Черное на фоне серебристой, как ртуть, воды, — задумчиво произнес он, — а за ними черная ледяная Вселенная. Прекрасная композиция, и есть в ней то ощущение ужаса, которое просто необходимо для подлинно высокого искусства.

— Черное? — произнес пораженный Флэндри, поглядывая на фиолетовые цветы, и тут же прикусил язык, но Айхарайх уже схватил его мысль и улыбнулся:

— Очко в вашу пользу. Я допустил оплошность, проговорился, что я дальтоник в том, что касается синей части спектра.

— Но вы видите больше нашего в диапазоне красных волн, — поспешил Флэндри.

— Да. Поскольку вы так или иначе и сами дойдете до этого, признаюсь, что солнце над моей родной планетой холоднее и краснее вашего. Если вы сочтете, что эти сведения помогут вам узнать, что же это за солнце в ряду миллионов звезд в мерсейской сфере, то примите их от меня с наилучшими пожеланиями.

— В звездном скоплении Сиракс средняя заселенность один, — сказал Флэндри. — Не очень-то подходяща для ваших глаз.

Айхарайх по-прежнему вглядывался в водяной шар, в котором плавали похожие на маленькие разноцветные ракеты тропические рыбы.

— Из сказанного мною отнюдь не следует, что я собираюсь к Сираксу, — возразил он бесстрастно. — Лично у меня, конечно, нет никакого желания лететь туда, поскольку там слишком много боевых кораблей, слишком много кадровых военных, а мне не нравится их образ мыслей. — Он отвесил поклон, насколько это было возможно в условиях невесомости. — Вы, конечно же, не в счет.

— Конечно же, — согласился Флэндри. — И все же вы бы могли сдвинуть там дело с мертвой точки в пользу Мерсейи…

— Вы льстите мне, — отвечал Айхарайх, — но, боюсь, вы все еще не избавились от романтического взгляда на вопросы военной политики. Дело в том, что ни одна из сторон не хочет бросать в сражение все силы ради того, чтобы установить контроль над звездами Сиракса. Для Мерсейи они представляются весьма выгодным плацдармом, обеспечивающим выход во фланг Антареса и дающим возможность разместить там передовые части, нацеленные на действия в этом секторе вашей империи. Терра же хочет установить там свой контроль только для того, чтобы это звездное скопление не досталось нам, а потому в настоящий момент ни одно из правительств не желает нарушать равновесие в своих взаимоотношениях. Вот и ходят вокруг да около, собрали крупные флоты, шпионят друг за другом да друг в друга тихонько постреливают, устраивают короткие стычки… Но крупная игра не стоит свеч.

— Но если бы лично вы нажали на одну из чаш весов, так чтобы наших парней вышибли из Сиракса, то мы не стали бы в отместку нападать на другие объекты в сфере владений вашей империи. Наши действия привели бы к ответным действиям, и тогда, о небо, бомбардировке могла бы подвергнуться сама Терра! Нам слишком хорошо живется, чтобы мы могли допустить риск такого исхода. — Он одернул себя — чего ради изливать скопившуюся на сердце горечь, а потом еще, чего доброго, попасть под арест за подрывную деятельность?

— Если Сиракс станет нашим, — сказал Айхарайх, — это с вероятностью, равной семидесяти одному проценту, ускорит сроки крушения гегемонии терран на столетие — плюс-минус десяток лет. Таков приговор наших компьютеров, правда, сам я считаю веру в них нашего Верховного командования наивной, хотя и весьма трогательной. Однако до предсказанной даты падения Терры остается еще сто пятьдесят лет. Так что я просто диву даюсь, чего это ваше правительство так разволновалось.

Флэндри пожал плечами.

— Некоторые из нас относятся к своей планете чуть сентиментально, — грустно ответил он. — И потом, конечно, мы не можем сидеть сложа руки и ждать, когда по нам начнут палить.

— И тут, как всегда, опять эта ваша человеческая психология, — сказал Айхарайх. — В вас заложены такие инстинкты, что вы не можете принять саму идею смерти. Вот лично вам — а вам известна подноготная всего творимого в мире — не кажется, что слово «смерть» звучит как-то вульгарно, не совсем по-джентльменски?

— Может быть. А как бы вы это назвали?

— Завершением.

Их разговор перешел с частных вопросов на общие. Флэндри никогда не доводилось встречать никого другого, с кем бы можно было вот так поговорить. Когда Айхарайх хотел, он мог быть и мудрым, и знающим, и бесконечно добрым, а мог и стегануть жгучей остротой по напыщенной имперской физиономии. Разговор, в котором время от времени затрагивались вечные вопросы, был сродни исповеди. Сам он, не будучи человеком, не судил поступки людей, хотя вроде бы понимал лежащие в их основе желания.

Наконец с явной неохотой Флэндри извинился, сказав, что ему надо идти. «Довольно, — сказал он сам себе, — работа есть работа». Поскольку госпожа Диана старательно его избегала, он сманил в одну из свободных комнат какую-то рыжеволосую девушку и, сказав ей, что вернется через десять минут, проскользнул по служебному коридору. Случись какому-нибудь мерсейцу заметить, каким образом он исчез, вряд ли тот будет дожидаться его здесь час или два, а может, не признает и девушку, — когда ей наскучит ждать, она сама найдет дорогу в танцевальную залу, — поскольку для нетренированного нечеловеческого глаза все люди были на одно лицо, а здесь уже набралось не менее тысячи гостей.

Прикрытие его ухода получилось каким-то жалким, но ничего лучшего он придумать не мог.

Флэндри вернулся на яхту и поднял Чайвза.

— Домой, —