Шрифт:
Закладка:
В тайге ноги хотя и не вязли в зыбуне, но часто приходилось перелезать через завалы бурелома, и потому продвигались вперед мы довольно медленно. К полудню мы удалились, вероятно, километров на десять от нашего подземелья, и я было начал обдумывать, как бы мне незаметно ускользнуть от своих спутников и таким образом попытаться обрести свободу. Но тут на одной из небольших полян навстречу нам поднялась медведица, лакомившаяся со своими двумя потомками — пестуном и перволетком — обильно разросшейся черникой. Зимагор остановился, в его руке тускло блеснуло оружие. Выстрел прозвучал слабым хрустом сломанной ветки.
Пестун с перволетком метнулись в чащу. Было странно видеть, как безмолвно рухнул на землю огромный зверь.
Выходит, Зимагор имел оружие. Можно себе представить, что было бы со мной, попытайся я от них убежать.
Умрун принялся свежевать зверя, а Зимагор, умостившись на валежнике, молча дал мне знак развязать кожаный мешок. Я ожидал обнаружить в нем по крайней мере вяленую рыбу или иную пищу и очень удивился, что в мешке лежали невзрачные на вид, не больше голубиного яйца шарики. Изготовлены они были из какой-то серой массы, напоминавшей халву или строительную шпаклевку.
— Разбросай это под деревьями, — приказал Зимагор.
Я пересек поляну и швырнул несколько шариков к подножию ели.
— Твой худо бросай, — затряс головой сопровождающий меня Умрун. — Кидай надо на сухой дерева.
Я стал раскидывать шарики у сушняка и у завалов валежника, решив про себя, что это не что иное, как приманка на какого-то зверя — на лису, соболя или росомаху. Возможно, даже отравленная приманка. Места здесь нехоженые и, видимо, богатые пушным зверем. Вот и промышляют его отшельники, не утруждая себя устройством ловушек или капканов.
Умрун был доволен:
— Ба-а-льшой огонь будет. Шибка тайга гореть будет.
— Почему гореть?
— Сначала будет шарик, потом — тайга, — пояснил он. — Он такой — шарик. Вода попадай — и гори. Понимай?
Чего уж тут не понять! Значит, эти сволочи тайгу палят. Мне сразу вспомнилось, что пожары у нас случаются почти каждый год. Дорог сюда пока нет, массивы леса огромные, и гибнет добро сотнями гектаров. В Торохе считали, что пожары возникают от довольно редких в наших краях молний, или грешили на охотников. Выходит, ни при чем здесь ни молнии, ни охотники. Просто оказался здесь враг и вредит втихую. И ты тоже хорош, комсомолец Щербаков, — помогаешь этим подонкам пакостить.
В сумке оставалось еще несколько шариков. Осторожно, чтобы не заметил Умрун, я сунул их себе за пазуху, еще не сознавая, для чего я это делаю, и показал пустую котомку Умруну:
— Всё!
— Теперь тебе назад ходу нет, — рыкнул гигант, кивнул головой куда-то к югу. — Ничего хорошего тебя там не ждет после твоей диверсионной акции. Так ведь это у вас называется?
Я угрюмо молчал, коря себя за то, что, не узнав, что к чему, взялся раскидывать проклятые шарики. Кто знает, какую беду они принесут. Возможно, они будут причиной гибели не только леса, но и людей, забредших по какой-либо надобности в эти глухие места.
Молча мы отправились назад. Умрун взвалил на меня увязанную ремнями медвежью шкуру и все так же шел за мной по пятам. Впереди легко и широко шагал Зимагор, вскинув на плечо многопудовую медвежью тушу, словно это была туша не громадного зверя, а двухмесячного ягненка.
Трудная дорога утомила, и к тому же показавшаяся мне сначала легкой шкура зверя постепенно тяжелела, словно наливалась свинцом. У входа в каменистое ущелье неподалеку от лаза в подземелье я уже буквально обливался потом. Дышать было и так тяжело, а здесь это усугублялось усилившимся запахом метана, словно ущелье было залито бензином. Кое-как карабкаясь по скалам за рыжим гигантом, я почувствовал, что кожу на груди мне стало пощипывать, а потом уже по-настоящему припекать. Черт побери! Я и забыл, что за пазухой у меня паршивые шарики. Вероятно, пот попал на их поверхность, и вот-вот может начаться реакция, и они воспламенятся. Незаметно сунув руку за пазуху, я сгреб в горсть накалившиеся шарики. Теперь нужно их незаметно выкинуть. Но как это сделать, если за спиной сопит, как старая лошадь, гнилозубый Умрун и, конечно, не сводит с меня глаз? Я сделал вид, что споткнулся, и упал у вздыбившейся плоской плиты. Медвежья шкура прикрывала мои руки, и я мигом сунул жгущие ладонь комочки под плиту и тут же закашлялся, вдув немыслимо густой запах газа, которым повеяло мне в лицо из-под камня.
— Лежи не надо, — просипел Умрун, помогая мне подняться. Толкнул легонько в спину: — Ходи надо. Сапсем мало-мало ходи еси.
Значит, все в порядке. Эта старая головешка не заметила выкинутых мною шариков. От сознания этого у меня даже на душе как-то легче сделалось, и я уже не чувствовал себя настолько уставшим и никчемным, как несколько минут назад. Ну что ж, посмотрим еще, что из этого получится. «Шарики ваши, конечно, не конфетка, но, быть может, как раз от них-то вам и будет кисло», — решил я про себя, охваченный вспыхнувшей в моем сознании надеждой.
16
В эту ночь мне не спалось. Слишком много впечатлений принес прожитый накануне день. Слишком много узнал я такого, что посеяло в душе моей небывалое доселе смятение. Давно уже спал, свернувшись на своем каменном ложе, устланном морской травой и старыми шкурами, Лаулас, из-за полога слышалось ровное, безмятежное дыхание Кыйдик. Только газовая горелка, как и прежде, блекло освещала наше убогое жилище. Так, наверно, безмятежно спят и другие люди в своих каменных кельях, не подозревая о той смертельной опасности, которая нависла над ними. Я ее и раньше как-то подсознательно чувствовал, эту опасность, но сегодня убедился в этом полностью.
Еще днем, когда мы с Зимагором и Умруном возвращались из таежной вылазки, я начал догадываться об этой опасности. После того, как мне удалось незаметно от моих спутников-конвоиров припрятать в расщелину зажигательные шарики, мы остановились рядом с тем местом, где располагался потайной вход в наше подземелье. Зимагор сбросил на камни медвежью тушу,
