Бронемашина уходит в разведку

людям возможность работать. Коробейников и Михеев стреляли, а мы с Новоселовым начали надевать цепи, чтобы вытянуть застрявший танк на буксире. В это время японские снайперы и еще один пулемет ухитрились открыть по нас огонь. Но мы все же надели цепи без больших повреждений, только руки были немного поцарапаны.

Мигом закрыл люки, включил заднюю скорость, отпустил сцепление. Танк со стоном трясется на месте, а не берет. Пробую второй раз, смотрю в триплекс, — чуть стронул с места. Оставалось только увеличить обороты, как я почувствовал толчок, и вот мой мотор заглох. Проверил зажигание — вижу, все в порядке, приборы работают. Решил вновь заводить. Изрядно я помучился, пока, наконец, услышал вспышку и нормальные обороты. Я всегда берег свою машину. За четыре года службы и езды на танках не имел ни одной поломки, а тут такое дело! Танкисты знают, что в это время переживает весь экипаж, а механик-водитель в особенности.

И вот новоселовский танк медленно, пополз вперед. Значит, спасены! Теперь надо только снять с машины цепи. Коробейников, нагнувшись, спрашивает, как дела. Я докладываю, что вытащил, и хочу снять цепи. Коробейников спрашивал меня, потому что не видел моей работы. Он вместе с башенным стрелком вел огонь из пушки и пулемета по последней сопке, где еще были японцы и откуда они стреляли по нашей пехоте.

Я открыл люк и сбросил цепь с одного крюка, а Новоселов — с другого. Машины стали свободны. Но за это время наш танк получил еще два удара. А в экипаже Новоселова во время сбрасывания цепи, когда люк механика был приоткрыт, вражеская пуля ранила башенного стрелка Захарочкина.

Танк Новоселова вынужден был уйти с поля боя в расположение части. Мы же с Коробейниковым решили зайти за укрытие и осмотреть машину. Так и сделали. При осмотре оказалось: гусеница пробита в двух местах, повреждено ведущее колесо колесного хода. Гусеница едва держалась на трех проушинах. В машине осталось только семь бронебойных снарядов и несколько дисков патронов.

Решили раньше всего дать машине остыть. Я повел ее, а Коробейников с башенным стрелком Михеевым пошли в окоп к раздавленному мною пулемету. Пока я еще раз осматривал танк, они этот пулемет вместе с лентами патронов принесли к машине, и мы увезли его как трофей. Тем временем наша пехота заняла последнюю сопку и начала окапываться.

Я уже был в танке, когда к нам подошел незнакомый заместитель политрука из пехоты и сказал:

— Товарищи танкисты, мы заметили пушку, которая стреляла по вас. Она отсюда метрах в ста двадцати, а то и меньше. Вон за этим барханом, — он показал в сторону противника. — Там рядом у них и склад боеприпасов.

Коробейников спрашивает:

— Как дело с танком? Можем мы еще повоевать?

Я отвечаю:

— Надо уничтожить эту пушку. Только хватит ли вам, товарищ младший лейтенант, такого маленького запаса снарядов?

Коробейников улыбнулся:

— Хватит, товарищ Бакланов!

Поговорили мы с заместителем политрука, как и откуда лучше подобраться к этой пушке. Он пошел возле танка и флажками показывал нам путь. Только начали подъезжать к одному из барханов, как он дал сигнал «стой», подполз к моему люку и говорит:

— Вот ее направление, за этим барханом!

— Обождите, — говорю, — сейчас посмотрим) из-за укрытия, уточним, где она находится.

С разрешения командира я вылез из танка. Вместе с заместителем политрука мы ползком преодолели лощину и по скату бархана влезли наверх. Я рассмотрел в бинокль местность, увидел кусты. Вот где ты, гадина, сидишь, оказывается! Неподалеку слева действительно был склад.

Уточнив все это, я возвратился к танку и доложил о всем виденном мной командиру. Взяли курс по низменности между барханами. Слышу «стой». Не прошло и минуты, как Коробейников выпустил два снаряда, и башенный стрелок радостно крикнул:

— Готово!

Стало видно, как испуганно забегали японцы. Коробейников очередями из пулемета быстро «приземлил» их. Наш младший лейтенант — отличный стрелок.

Убедившись, что неприятельская пушка разбита, Коробейников дал еще три выстрела по складу, откуда стрелял пулемет. Я кричу ему, что с правой стороны склад загорелся.

Он отвечает смеясь:

— Вот и управились! И еще один снаряд есть. Это моя экономия.

Потом мы увидели, как уже наши артиллеристы перенесли огонь туда же и смешали там у японцев все в кучу.

Нам пора было возвращаться в часть. В танке осталось совсем мало воды. Он перегревался, а до части было пять километров. Хотя и с трудом, но мы добрались. Встречали нас все. Первым я увидел батальонного комиссара Астапенко.

— Ну как, Бакланов? — спросил он, подходя к люку.

— Задача, товарищ комиссар, выполнена!

Командир танка И. КВАЧЕВ

ОТВАЖНАЯ ПЯТЕРКА

Впервые я встретился с японцами по пути на исходные позиции. К реву нашего мотора примешался какой-то далекий гул. Это летели японские — самолеты. Водитель моего танка Филимонов прибавил газу, и мы отскочили от соседнего танка, втрое увеличив дистанцию. Что-то ухнуло за броней. В триплексе мелькнули комья земли, дым. Мы услышали, как в башню ударило осколком бомбы.

Японские бомбардировщики не причинили нам особого вреда. В том месте брони, где ударил осколок, образовалась вмятина, — и только.

Приближалось «настоящее дело». Мы расположились на исходной позиции, тщательно замаскировали танки. Лейтенант Титов собрал взвод и объяснил задачу. Моему экипажу предстояло действовать левее танка лейтенанта, правее — экипажу Дроздова.

— А вы, — обратился ко мне Титов, — мой заместитель.

На мальчишеском, безбровом лице моего башенного Чешева заиграл румянец. Его глаза сияли.

Экипаж занял свои места. Я был таким же кратким, как и наш лейтенант, хотя перед боем многое хотел сказать своим друзьям.

— Товарищи, помните присягу! — вскричал я. — Меня убьют — замещает Чешев… За Родину, за Сталина, вперед!

Танки рванулись вперед.

В развернутом строю мчались мы на японцев. Справа виднелся танк Титова.

Начался спуск с горы, и сразу же загрохотали противотанковые орудия японцев. За бронированными стенами башни бушевал грозный прибой разрывов. Снаряды рвались у гусениц— сзади, спереди, с боков и, казалось, под самым люком водителя.

Мы стремились вперед, только вперед, туда, где расположились сотни японских орудий и пулеметов, откуда враг пытался остановить лавину советских стальных коней.

Филимонов пригнулся, и никакие силы не могли бы оторвать его в этот миг от рычагов. Чешев расцветал. Я никогда не видел его таким воодушевленным. Он ждал моей команды.

Но еще рано было