Если создавать его портрет точно и лаконично, можно сказать, что этот человек все время жаждет любви и чувствует себя обиженным. Справедливости ради, как я уже говорила, другие действительно нередко пользуются его беззащитностью и готовностью чем-то помочь или пожертвовать. Он остро ощущает свою ничтожность и неспособность за себя постоять и поэтому иногда не осознает таких злоупотреблений. В придачу, из-за процесса «усушки» и всех ее последствий, он часто остается ни с чем, и всякие злые намерения со стороны окружающих здесь ни при чем. Но даже если он в чем-то фактически удачливее других, его нельзя не позволяют ему признать свои преимущества, и он должен представлять себя (и, следовательно, ощущать) в более затруднительном положении, чем они.

Далее, он досадует, когда не исполняются его многочисленные бессознательные требования – например, когда окружающие не бросаются ему на шею с благодарностью за его компульсивные попытки угодить, помочь и пожертвовать собой. Его типичный ответ на фрустрацию требований – не столько праведный гнев, сколько жалость к себе за несправедливое обращение.

Возможно, еще больше отравляют его существование те обиды, которые он чувствует, занимаясь самоумалением, самоупреками, презрением к себе и самоистязанием (экстернализованными). Чем сильнее его издевательства над собой, тем меньше их перевешивает хорошая внешняя обстановка. Он поведает вам печальнейшую повесть о своих несчастьях, вызывая жалость и желание наделить его лучшей долей, только чтобы вскоре оказаться в том же самом тяжелом положении. На самом деле с ним, возможно, не так уж плохо обошлись, как это ему кажется; во всяком случае, за чувством обиды стоит реальность его собственного издевательства над собой. Между неожиданным усилением самообвинений и последующим чувством обиды довольно очевидна связь. Как только при виде своих трудностей в нем возымеют силу самообвинения, его мысли перекинутся на тот ужасный период или случай из его жизни, когда с ним действительно плохо обращались – было ли это в детстве, во время предыдущего лечения или на прежней работе. Он может драматически преувеличивать причиненное ему зло и зацикливаться на нем, как это бывало и раньше. Ту же модель можно увидеть и в человеческих взаимоотношениях. Если, например, его терзает смутное сомнение, что он проявил к кому-то невнимание, он может молниеносно переключиться на чувство обиды. Короче говоря, дикий страх сделать что-то «не так» заставляет его чувствовать себя жертвой, даже когда он подвел других или в результате непрямых требований сумел им что-то навязать. Ощущение «я – жертва», таким образом, становится защитой от ненависти к себе, а потому – стратегической и важной позицией, которую следует яростно оборонять. Чем более злобными становятся самообвинения, тем более впечатляющими должны быть доказательства и демонстрация зла, причиненного ему, и тем глубже он проживает это зло. Эта потребность может быть столь решительной, что делает его доступным для помощи на вечные времена. В противном случае, если принять помощь или хотя бы знать, что она возможна, позиция жертвы попросту рухнет. И оправданно полезно при каждом внезапном усилении чувства обиды искать возможное увеличение чувства вины. Во время психоанализа мы имеем возможность наблюдать, что зло, причиненное ему, уменьшается до разумных размеров, а то и вовсе оказывается не злом, стоит ему увидеть свой вклад в обсуждаемую ситуацию и начать смотреть на вещи трезво, то есть без тени самоосуждения.

Пассивная экстернализация ненависти к себе может зайти гораздо дальше чувства использованности. Невротик может провоцировать других на плохое обращение с собой, в результате он переносит во внешний мир все, что происходит во внутреннем. Теперь он благородная жертва, страдающая в безжалостном и коварном мире.

Все эти могущественные источники объединяются для поддержки его чувства использованности. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что он не просто чувствует себя использованным, но какая-то частичка в нем радуется этому чувству, жадно хватается за него. Это дает нам повод подумать, что его чувство использованности должно нести важную функцию. Оно позволяет ему выпустить наружу свои подавленные захватнические влечения (почти единственный приемлемый выход для него) и в то же время скрыть их. Оно позволяет ему тайно чувствовать свое превосходство над другими, нести свой мученический венец, позволяет на законном основании чувствовать враждебность к людям и позволяет замаскировать свою враждебность, потому что, как мы сейчас убедимся, большая часть его враждебности подавлена и выражена в страдании. Поэтому чувство обиды создает грандиозное препятствие к тому, чтобы пациент увидел и ощутил свой внутренний конфликт, псевдорешением которого и будет смирение. Но конфликт никуда и не исчезнет, пока пациент не взглянет на него прямо, несмотря на то что анализ каждого отдельного фактора помогает сгладить его остроту.

Пока его чувство использованности и обиды на том же уровне (а обычно с течением времени оно становится сильнее), оно создает нарастающее мстительное возмущение окружающими. Но оно остается неосознанным. Оно должно быть как можно дальше вытеснено, поскольку подвергает опасности все жизненно важные ценности, которыми он живет. Оно бросает тень на его идеальный образ абсолютной доброты и великодушия, оно заставляет его чувствовать себя недостойным любви и затевает конфликт со всеми его ожиданиями от других, оно нарушает его внутренние предписания быть понимающим и всепрощающим. Поэтому его чувство негодования – скорее недовольство собой, а не другими. Понятно, что такое негодование – первый по величине разрушительный фактор для данного типа.

Несмотря на постоянно подавляемое возмущение, иногда он будет бросать упреки окружающим в мягкой форме. И только когда он будет уже доведен до отчаяния, плотина рухнет и наружу вырвется поток яростных обвинений. В них может быть выражено в точности то, что он чувствует в глубине души, но после он обычно отказывается от них, говоря, что был слишком расстроен и все на самом деле не так. Но для него самый характерный путь выражения мстительного возмущения – это все тот же путь страданий. Страдание, впитав в себя ярость, растет и показывает себя через психосоматические симптомы, через ощущение прострации или депрессию. Если в процессе психоанализа что-то возбуждает у такого пациента мстительность, он гнев спрячет, но будет явное ухудшение его состояния. На самом деле он выдаст целый список жалоб и скажет, что от психоанализа ему, кажется, не лучше, а хуже. Возможно, психоаналитик знает, что задело пациента на предыдущей сессии, и попробует довести это до сознания пациента. Но пациенту вовсе не надо увидеть нужную связь, ведь это могло бы уменьшить его страдания. Он просто без конца будет расписывать, как ему было плохо, словно проверяя, что до психоаналитика полностью дошло, какой глубины была его депрессия. Он, сам того