никто тогда не посмел выступать против зодчего открыто, поскольку положение Монферрана при Дворе оставалось довольно прочным. Чиновники, следящие за строительством Исаакиевского собора, обозленные независимым поведением архитектора, иногда намеренно срывали поставку на стройку необходимых материалов и приглашенных специалистов.

Монферрану пришлось в крайне резкой форме заявить членам Комиссии, что если его распоряжения и требования не будут исполняться, то он вынужден будет просить об отставке. Ответа на это заявление не последовало, и в мае 1820 г. он направил письмо царю, в котором, поблагодарив императора за доверие в руководстве столь важным строительным объектом, сообщил, что при возникших трудностях дальше продолжать работу не сможет. В результате зодчий становится полноправным руководителем на стройке.

Однако травля зодчего не завершилась. Началась полоса доносов, обвиняющих Монферрана уже не в профессиональной безграмотности, а в крупных финансовых злоупотреблениях и незаконном использовании отпускаемых на постройку собора денежных средств для строительства собственного особняка на набережной Мойки, на покупку дорогих античных коллекций и вообще на непомерно широкий образ жизни.

Клеветники, естественно, забывали упомянуть в анонимных доносах о том, что более половины известных петербургских архитекторов тех лет, как правило, имели более роскошные особняки в столице, хотя их гонорары были во много раз меньше, чем у Монферрана. Они «забыли», что Николай I наградил архитектора денежным подарком в 100 000 рублей после торжественного открытия Александровской колонны на Дворцовой площади.

Приятель архитектора – секретарь Комитета по строению Исаакиевского собора Ф.Ф. Вигель – в своих «Записках…» свидетельствует, что дом на Мойке был куплен Монферраном, несомненно, за счет этой полученной от царя крупной денежной суммы. Но доносы и сплетни в адрес архитектора продолжались до завершения строительства Исаакиевского собора.

Монферрану приходилось неоднократно обращаться с письмами к царю и напоминать ему что обвинения в его профессиональных ошибках и финансовых злоупотреблениях им успешно опровергнуты, и каждый раз завершать свои послания словами, что «обвинения в его адрес необоснованны, а личным оскорблением он пренебрегает». В этих письмах он заверял императора, что за свои слова и деяния он отвечает своей жизнью, и каждый раз просил назначить очередную ревизию, добавляя при этом: «Лишь одно [лицо] могло бы дать русскому монарху удовлетворительное объяснение, способное рассеять сомнение главы Российской империи». Он никогда не называл имени этого влиятельного эксперта, но его приятель Ф.Ф. Вигель догадывался, что речь в письмах шла о знаменитом французском инженере и строителе А.А. Бетанкуре, приглашенном в Россию в 1810-х гг. русским царем и назначенном Начальником канцелярии Комитета по делам строений и гидравлических работ.

Монферран тогда еще не знал, что вскоре император получит письмо от строителя с мировым именем, генерал-лейтенанта российской службы и член-корреспондента французской Академии наук Августина Августиновича Бетанкура, в котором тот достойно изложит свои веские соображения, опровергающие все суждения, порочащие одаренного зодчего и его прекрасный проект. В своем письме Бетанкур назвал Монферрана «талантливым и весьма опытным строителем, способным довести совместно с ним постройку Исаакиевского собора до успешного конца, невзирая ни на какие трудности…». Пророчество Бетанкура полностью сбылось. В жизни Огюста Монферрана прошло сорок лет от закладки главного кафедрального собора Империи до его освящения. Целая творческая жизнь в России, и в конце жизненного пути – заслуженное всенародное признание.

После торжественного открытия Исаакиевского собора 30 мая 1858 г. прогрессирующая болезнь уже не позволяла Монферрану бывать на строительных площадках, консультировать учеников и коллег по профессии. Теперь он с удовольствием проводил время в своем любимом доме, созданном и украшенном его талантом. Он уже с трудом переходил из одной комнаты в другую.

Однако вернемся к дому Монферрана на набережной Мойки, 86. В нем он прожил 23 года, до своей смерти в 1858 г. Все это время талантливый архитектор постоянно работал над обустройством своего участка, перепланировкой дома и убранством его интерьеров.

Сразу же после покупки дома новый владелец приступил к его перестройке, не внося особо значительных изменений в главный фасад, выходящий на набережную. Он так и остался довольно скромным лицевым фасадом состарившегося двухэтажного жилого неказистого строения, если не считать появления на нем оригинального балкона в виде фонаря, ставшего в ту пору своеобразным архитектурным новшеством Северной столицы.

На территории удлиненного двора Монферран построил поперечный двухэтажный флигель длиной в три сажени с красивой круглой готической башней, разделивший владение на парадный двор и небольшой пейзажный садик. На втором этаже башни зодчий обустроил часовню, куда с первого этажа флигеля вела изящная винтовая лестница. По воспоминаниям А.В. Старчевского, «внутри часовни находилось уникальное старинное распятие португальской работы, на котором раны Спасителя обозначались небольшими „кровавыми“ рубинами. Распятие стояло не на специальном алтарном столике, а на мраморном камине. Монферран вовсе не посещал церкви, никогда не исполнял ее обрядов. Его различные убеждения были всегда более чем индифферентны».

На аттике поперечного флигеля по распоряжению владельца укрепили герб Монферрана – «Золотая Александрийская колонна на голубом фоне».

В построенном флигеле зодчий предусмотрел коридор, по которому можно было пройти из первого парадного двора в усадебный пейзажный садик. Сводчатый потолок этого прохода был искусно расписан в стиле лоджий итальянского художника Рафаэля Санти. Вдоль стенок коридора владелец усадьбы разместил два древнеегипетских резных саркофага, старинное мраморное изваяние Аполлона и беломраморное рельефное изображение «Мадонны с Младенцем и двумя ангелами» работы мастера эпохи Возрождения Луки делла Робина.

В пейзажном садике усадьбы Монферрана среди ухоженных цветочных клумб и деревьев стояли семь декоративных мраморных статуй работы итальянских мастеров XVIII столетия, ранее находившиеся в архитектурном ансамбле старого Исаакиевского собора.

В саду же установили модель северных дверей Исаакиевского собора, рядом с которой на огромной белой стене тушью было нанесено изображение средневековой героини – Elisa bella, схожей с лицом супруги Монферрана.

В соседнем хозяйственном дворике зодчий поместил собственную коллекцию античных урн, фрагменты древних саркофагов и мраморные изваяния Амура и Психеи. Сам же хозяйственный флигель зодчий украсил лепными головами диких коз. Коллекция античных скульптур и уникальных произведений искусств накопилась в результате регулярных обходов Монферрана и его супругой антикварных лавок, посещений ими многочисленных толкучих рынков и барахолок не только Петербурга, но и европейских стран. Все, что собрало семейство Монферрана за долгие годы, по оценке известного эксперта того времени барона Б.В. Кёне являлось предметами уникальными, достойными быть в экспозициях Эрмитажа.

Скромный фасад двухэтажного особняка на Мойке, 86, а также помещения двухэтажного поперечного флигеля с круглой готической башней, в буквальном смысле скрывали дворцовое богатое убранство особняка архитектора. В небольшом, неказистом с виду строении Монферран по своему проекту, по мнению очевидцев, «сумел сделать прелестный эрмитажный музей и комфортабельное жилище для себя и