mais non. – Он наигранно поднимает руку. – Я не собираюсь марать руки. В конце концов я сын своего отца, ты ведь знаешь меня, да? Я предпочитаю очередной изящный конверт кремового цвета с наличными. Такой же, как и ты, правда же? Элегантная упаковка, дешевая дрянь внутри.

– Что я такого натворила, что ты так сильно меня ненавидишь? – спрашиваю я его. – Я ничего тебе не сделала.

Антуан смеется.

– Ты хочешь сказать, что не понимаешь? – Он наклоняется чуть ближе, и я улавливаю в его дыхании пары алкоголя. – По сравнению с моей мамой, ты ничто. Она происходила из одной из лучших семей Франции. Не такой богатой, bien sûr, но по-настоящему великой французской семьи: гордой, благородной. Знаешь ли ты, что ее родные думают, что он убил ее? Лучшие врачи Парижа, и они не могли понять, почему она болеет. А когда она умерла, он заменил ее кем – тобой? Честно говоря, мне не нужны были архивы. С самой первой секунды нашей встречи я раскусил тебя. Я почувствовал этот запах в тебе.

У меня чешутся руки влепить ему очередную пощечину. Но я не позволю себе еще раз потерять контроль. Вместо этого я говорю:

– Твой отец будет так разочарован в тебе.

– Ой, больше не пытайся разыграть карту «разочарование». Со мной она больше не работает. Он разочаровался во мне с тех пор, как я вышел из chatte моей бедной матери. И он ни хрена мне не дал. Во всяком случае, ничего такого, что не было связано с чувством вины и взаимными обвинениями. Все, что он дал мне – это его любовь к деньгам и гребаный эдипов комплекс.

– Если он услышит? Как ты мне угрожаешь, он… откажется от тебя.

– Только он не услышит об этом, не так ли? Ты не скажешь ему, в этом-то и вся соль. Ты не позволишь ему узнать. Потому что я могу так много всего ему рассказать. О других вещах, которые происходили в стенах этой квартиры. – Он достает свой телефон, машет им туда-сюда перед лицом. Номер Жака прямо там, на экране.

– Ты этого не сделаешь, – говорю я. – Потому что тогда ты не получишь свои деньги.

– Но разве не в этом смысл? Курица и яйцо, ma chère belle-mère[93]. Ты платишь, я молчу. Ты же правда не хочешь, чтобы я рассказал отцу? О том, что я еще знаю.

Он косится на меня. Точно так же, как и тогда, когда однажды вечером я вышла из квартиры на третьем этаже и он вышел из тени лестничной площадки. Оглядел с ног до головы так, как ни один пасынок не должен смотреть на свою мачеху.

– Твоя помада ma chère belle-mère, – проговорил он с мерзкой улыбкой. – Она размазана. Вон там.

– Нет, – теперь говорю я Антуану. – Я больше не дам тебе ничего.

– Прошу прощения? – Он прикладывает руку к уху. – Простите, я не понимаю.

– Ты не получишь свои деньги. Я не отдам их тебе.

Он хмурится.

– Но я расскажу отцу. Я расскажу ему кое о чем.

– О нет, ты этого не сделаешь. – Я понимаю, что нахожусь на опасной территории. Но я не могу удержаться и не сказать этого. Разоблачить его блеф.

Он медленно кивает мне, будто я настолько глупа, чтобы не понять его.

– Уверяю тебя, я обязательно так и поступлю.

– Прекрасно. Напиши ему сейчас же.

Я замечаю, как по его лицу пробегает тень замешательства.

– Ты тупая сучка, – злится он. – Что с тобой не так? – Вдруг он становится неуверенным. Даже испуганным.

Я рассказала Бенджамину Дэниелсу о Софии Волковой. Это был мой самый безрассудный поступок. Даже безрассуднее того, что я делала с ним. В тот день мы вместе принимали душ. Он вымыл мне волосы. Возможно, именно это рядовое действие – в своем роде, гораздо более интимное, чем секс, – высвободило что-то во мне. Это побудило меня рассказать ему о женщине, которую, как я полагала, навсегда заперла в комнате под одной из самых богатых улиц города. При этом я внезапно почувствовала, что я та, кого контролируют. Кем бы ни был мой шантажист, у него больше не будет всех козырей. Я лично рассказываю эту историю.

– Жак выбрал меня, – призналась я. – Он мог выбрать любую из девушек, но выбрал меня.

– Разумеется, он выбрал тебя, – ответил Бен, рисуя узор на моем обнаженном плече.

Возможно, он мне льстил. Но с годами я поняла, что привлекло моего мужа. Гораздо лучше иметь вторую жену, с которой ты никогда не будешь чувствовать себя неполноценным, которая вышла откуда-то из низов, она всегда будет благодарной. Он выбрал кого-то, кого мог слепить сам. И я была так счастлива, что меня вылепили. Стать Софи Менье с ее шелковыми шарфами и маленькой собачкой. Я могла оставить все в прошлом. Я не закончила так, как некоторые другие бедные девочки. Как та девушка, родившая мою дочь.

По крайней мере, я так думала. Пока эта первая записка не обнажила мое прошлое, нависла над моей жизнью мечом, готовым в любой момент пронзить созданную мной иллюзию.

– И расскажи мне о Мими, – пробормотал Бен мне в затылок. – Она не твоя… правда? Как она связана со всем этим?

Я замерла на месте. Это была его ошибка. И это наконец вывело меня из транса. Теперь я понимала, я была не единственной, с кем он разговаривал. Теперь я осознала, какой была глупой. Глупой, одинокой и слабой. Я открылась этому человеку, этому незнакомцу – тому, кого я до сих пор не знала по-настоящему, несмотря на наши короткие встречи. Оглядываясь назад, я понимаю, возможно, даже рассказывая мне о своем детстве, он отбирал, редактировал информацию – часть его ускользала от меня, всегда непознанная. Он кормил меня маленькими лакомыми кусочками, давая ровно столько, чтобы я расслабилась и разоткровенничалась в ответ. Ради бога, он ведь был журналистом. Как я могла так глупо попасться? Почему позволила ему вести в разговоре. Я не просто рисковала своим нынешним положением, тем, что строила годами. Я рисковала будущим своей дочери.

Я знала, что должна сделать.

ДЖЕСС

Я снова здесь. Снова на этой тихой улице с ее красивыми зданиями. Возникает знакомое ощущение: остальной город, весь мир кажутся такими далекими.

Я вспоминаю слова Тео:

– Ты производишь впечатление немного… безрассудного человека. – Хоть его слова разозлили меня, но он был прав. Я знаю, часть меня влечет опасность.

Может быть, это безумие. Может быть, если бы Тео только что не арестовали, я бы отправилась к нему, как он и предлагал.