Шрифт:
Закладка:
Революция — или законодательство — постоянно перераспределяет концентрированное богатство, а неравенство способностей или привилегий снова его концентрирует. Различные способности людей требуют и обусловливают неравное вознаграждение. Каждое природное превосходство порождает преимущества среды или возможностей. Революция попыталась уменьшить это искусственное неравенство, но вскоре оно возобновилось, причем быстрее всего при режимах свободы. Свобода и равенство — враги: чем больше свободы у людей, тем свободнее они пожинают результаты своего природного или экологического превосходства; поэтому неравенство увеличивается при правительствах, благоприятствующих свободе предпринимательства и поддержке прав собственности. Равенство — это неустойчивое равновесие, которому вскоре приходит конец при любых различиях в наследственности, здоровье, интеллекте или характере. Большинство революций приходят к выводу, что бороться с неравенством можно только путем ограничения свободы, как это происходит в авторитарных странах. В демократической Франции неравенство могло свободно расти. Что касается братства, то оно было зарублено гильотиной и со временем превратилось в соглашение о ношении панталон.
3. Культурные результаты Революции до сих пор влияют на нашу жизнь. Она провозгласила свободу слова, печати и собраний; она сильно сократила ее, и Наполеон покончил с ней под влиянием войны, но принцип выжил и вел постоянные сражения на протяжении XIX века, чтобы стать общепринятой практикой или притворством в демократических государствах XX века. Революция спланировала и запустила национальную систему школ. Она поощряла науку как мировоззренческую альтернативу теологии. В 1791 году революционное правительство назначило комиссию во главе с Лагранжем, чтобы разработать для новой объединенной Франции новую систему мер и весов; в результате метрическая система была официально принята в 1792 году и стала законом в 1799 году; ей пришлось пробиваться через провинции, и ее победа была полной только в 1840 году; сегодня она с трудом вытесняет двенадцатеричную систему в Великобритании.
Революция положила начало отделению церкви от государства, но это оказалось непросто во Франции, которая в подавляющем большинстве была католической и традиционно зависела от церкви в вопросах нравственного воспитания своего народа. Разделение было завершено только в 1905 году, и сегодня оно снова ослабевает под давлением жизнеутверждающего мифа. Попытавшись развестись, Революция попыталась распространить естественную этику; мы видели, что это не удалось. В одном аспекте история Франции XIX века была долгой и периодически судорожной попыткой оправиться от этического краха Революции. Двадцатый век подходит к концу, так и не найдя естественной замены религии в убеждении человеческого животного в нравственности.
Революция оставила несколько уроков для политической философии. Она заставила все большее меньшинство осознать, что природа человека одинакова во всех классах; что революционеры, пришедшие к власти, ведут себя так же, как их предшественники, а в некоторых случаях еще более безжалостно; сравните Робеспьера с Людовиком XVI. Почувствовав в себе мощные корни дикости, постоянно давящие на контроль цивилизации, люди стали скептически относиться к революционным притязаниям, перестали ожидать неподкупных полицейских и святых сенаторов и поняли, что революция может достичь лишь того, что подготовила эволюция и что позволит человеческая природа.
Несмотря на свои недостатки — а возможно, и благодаря своим излишествам, — Революция оставила мощный след в памяти, эмоциях, стремлениях, литературе и искусстве Франции, а также других стран от России до Бразилии. Даже в 1848 году старики рассказывали детям о героях и ужасах того захватывающего времени, безрассудного, безжалостного, ставящего под сомнение все традиционные ценности. Стоит ли удивляться, что воображение и страсти будоражились как никогда, а повторяющиеся видения более счастливых государств подталкивали мужчин и женщин к новым попыткам воплотить в жизнь благородные мечты того исторического десятилетия? Рассказы о его жестокости приводили души к пессимизму и потере всякой веры; в следующем поколении должны были появиться Шопенгауэры и Леопарды, Байроны и Мюссе, Шуберты и Китсы. Но были и полные надежд и бодрости духи — Гюго, Бальзак, Готье, Делакруа, Берлиоз, Блейк, Шелли, Шиллер, Бетховен, — которые приняли активное участие в романтическом восстании чувства, воображения и желания против осторожности, традиций, запретов и сдержанности. В течение двадцати шести лет Франция будет удивляться и колебаться под чарами Революции и Наполеона — величайшего романтика и величайшего романтика из всех; и полмира будет напугано или вдохновлено этим событием — полные четверть века, в течение которых возвышенная и страдающая нация коснулась таких высот и глубин, каких история редко знала прежде и никогда не знала с тех пор.
КНИГА II. ВОСХОЖДЕНИЕ НАПОЛЕОНА 1799–1811
ГЛАВА VII. Консульство с 11 ноября 1799 года по 18 мая 1804 года
I. НОВАЯ КОНСТИТУЦИЯ
1. Консулы12 ноября 1799 года временные консулы — Наполеон, Сьез и Роже Дюко — при поддержке двух комитетов из старых Советов собрались в Люксембургском дворце, чтобы восстановить Францию. У Сьеса и Дюко, как членов поздней Директории, уже были там апартаменты; Наполеон, Жозефина, Эжен, Гортензия и их сотрудники переехали туда 11 ноября.
Победители государственного переворота столкнулись с нацией, находящейся в экономическом, политическом, религиозном и моральном беспорядке. Крестьяне беспокоились, как бы вернувшийся Бурбон не отменил их права собственности. Купцы и промышленники видели угрозу своему процветанию в блокированных портах, запущенных дорогах и разбое на дорогах. Финансисты не решались вкладывать деньги в ценные бумаги правительства, которое уже так часто перевертывалось; теперь, когда ситуация требовала обеспечения законности, общественных работ и помощи бедным, в распоряжении казначейства было всего двенадцать сотен франков. Религия находилась в постоянной оппозиции: из восьми тысяч католических священников во Франции шесть тысяч отказались подписать Гражданскую конституцию духовенства и трудились в тихой или открытой враждебности к государству. Государственное образование, выведенное из-под контроля церкви, лежало в руинах, несмотря на пышные заявления и планы. Семья, главная опора общественного порядка, была поколеблена свободой
