На какой-то миг у меня проскользнула мысль, что, может, мы лучше пойдём пешком – и тогда аккурат к вечеру до места доберёмся, но Ригуми, не оборачиваясь, сотворил иссиня-чёрный пузырь, и нас с Итасэ втянуло туда, как пылесосом. Мы стукнулись головами, перепутались руками и ногами, синхронно выругались – он помянул фаркана, я осталась культурологически верна шраху. Времени полёта как раз хватило, чтобы разобраться где чья конечность… впрочем, мы не особенно спешили. Итасэ явно пребывал в подавленном состоянии, но храбрился – удивительное состояние для него, обычно самоуверенного едва ли не до мегаломании. Мне отчасти передалось его настроение, пусть я толком и не понимала, что нам грозит.

Путь через подземелья мы срезали – чёрный пузырь прямиком с небес провалился прямо в мастерскую и лопнул. Я не устояла на ногах – каменная крошка под пятками поехала. Меня дёрнуло назад, под ложечкой засосало, как бывает, когда оступаешься на лестнице, и…

– Шрах!

Я взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, и рефлекторно создала у себя что-то за спиной. «Что-то» спружинило и отшвырнуло меня на несколько шагов вперёд, аккурат к Ригуми Шаа. Он осторожно поддержал меня под локоть, помогая выровняться.

– Что ж, хотя бы я вижу, что путешествие пошло на пользу твоему искусству, Трикси-кан. Но не думай, что оправдывает тебя… точнее, вас.

Мастер повёл рукой, создавая на полу подушку для сидения, и опустился на неё. Его жесты были утрированно плавными, почти как в танце, а мысли бурлили так, что даже эмпат моего уровня с трудом мог вычленить доминирующее настроение.

Он рад, что мы целы? Злится? Гордится нами? Боится чего-то?

Виски заломило, и я невольно отстранилась. Тем временем Итасэ тоже сел – напротив Ригуми, но без всяких подушек, на голые камни. Мне оставалось только последовать его примеру, принять смиренный вид и затихнуть. Где-то со сводов капала вода, неравномерно и раздражающе; понизу тянуло сквозняком; сияющий потолок потемнел и покраснел, как небо на закате перед грозой.

Мастер выдержал жутковатую паузу и лишь потом заговорил.

– Лагон нельзя назвать хрупкой системой, готовой рухнуть от малейшего шага в сторону от равновесия, – произнёс он негромко. – Однако есть некие правила, и правила эти написаны кровью. Одно из них гласит, что подмастерье никогда не станет тянуть за собой в опасное место учеников, а напротив, уведёт их прочь. Свободный клан, каким бы маленьким и слабым он ни казался – это опасность и тайна. Ведь любой клан собирается вокруг мастера, а подмастерье, даже самый талантливый, отстоит от мастера столь же далеко, сколь ученик – от подмастерья. Я не буду вдаваться в политику, оставлю это мастеру Лагона… Да и сделать отношения со свободными кланами хуже, чем есть сейчас, попросту невозможно. Однако поощрять самоубийственные выходки я не намерен. Зачем я отправил тебя в горы, Ран-кан? – спросил он вдруг подчёркнуто мягким голосом.

На скулах у Итасэ желваки заходили.

– Догнать Трикси, убедиться, что она в безопасности, помочь ей встретиться с Танеси Тейтом и сопроводить их обратно в Лагон.

– И что ты сделал вместо этого?

– Выступил против свободного клана, пределов силы которого не знал.

– Ты ведь догадывался, что доверенная тебе ученица могла погибнуть? Трикси Бланш вряд ли понимала, что ей угрожает, но ты знаешь достаточно, чтобы сознавать – вам просто повезло.

Я не знала тонкостей культурного подтекста происходящего и не имела полного представления о правилах, но зато уже поняла кое-что о характере Ригуми Шаа и о диковатой жестокости порядков в Лагоне. Самым разумным было бы сидеть тихо и помалкивать, особенно когда Итасэ всем своим покорным видом сигнализирует – включи инстинкт самосохранения, потерпи, я прикрою, я всё возьму на себя…

Но это было несправедливо.

Лагон научил меня выживать любой ценой, да; но ещё он научил тому, что есть вещи, которыми нельзя жертвовать, даже ради собственной безопасности… нет, особенно ради собственной безопасности и комфорта.

– Но я осталась жива – и не пострадала.

Ригуми перестал утюжить Итасэ взглядом и обернулся ко мне. Мир вокруг дрогнул, словно смещаясь на долю градуса.

– И что ещё ты хочешь сказать?

В горле у меня пересохло.

– Хочу… извиниться. Я ещё не очень хорошо понимаю, какое поведение в Лагоне допустимо, а какое – нет, но сейчас догадываюсь, что мне следовало бы молчать, – начала я. Ладно, честность – не худшая политика, возможно, стоит сразу дать понять, что я не нахальничаю, как Тейт, а просто не вполне хорошо чувствую рамки дозволенного. – Разрешение выйти из Лагона мне дал мастер Эфанга. Полагаю, мне следовало обратиться к вам, мастер Ригуми…

Он сузил глаза.

– Шаа-кан. Мы ведь здесь почти семья.

Ох-хо… Похоже, мы бродим по минному полю. Я думала, что Ригуми просто подражает в обращении с учениками Оро-Ичу, который, как намекал Эфанга, раньше имел привычку общаться с младшими исключительно на «ты вежливое». А оказывается, там в основе довольно опасные воспоминания о погибшей жене и о сыне, а мастерская – в значительной степени компенсация семьи, замещение…

Нет, сейчас об этом размышлять нельзя. Не время.

– Полагаю, мне следовало обратиться за разрешением к тебе, Шаа-кан, – поправилась я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Но в тот момент для меня важнее всего было догнать Тейта. Я собиралась уйти вовсе без разрешения и хорошо понимала, что мои шансы выжить в горах невелики.

– И всё же ты ушла, Трикси-кан. Несмотря на все риски.

Я сглотнула. Мастер слушает меня, но он по-прежнему зациклен на своих эмоциях, на уже принятом решении, которое явно не нравится ни ему самому, ни Итасэ… Значит, надо бить в уязвимую точку.

– Тейт для меня сейчас – всё, – спокойно сказала я, распахивая разум и вспышкой выбрасывая вовне воспоминания о моих чувствах после поединка, об одиночестве, о страхе потери, о непереносимой боли… о любви, которая давала силы и уверенность, чтобы к шраху свернуть все эти смертельно опасные горы. Ригуми Шаа захлебнулся вздохом, а потом задышал мелко и часто. – Я до сих пор не могу понять, что для меня важнее: родной мир, семья, прежние узы – или Танеси Тейт. Наверное, я смогла бы выжить и без него, как живу теперь вне своего мира. Наверное, даже смогла бы стать счастливой – однажды. Но я бы себе никогда не простила, если бы потеряла Тейта из одного только страха нарушить правила. Вы должны… ты должен меня понимать, Шаа-кан, потому что знаешь и что такое любить, и что такое