— Всегда рад быть полезным.

— Вот, посмотри-ка. — Гуров великодушно освободил место младшему коллеге.

Глава 10

Некоторое время Анищенко изучал, очевидно смакуя, текст судебного определения, выведенного на экран. Потом, сняв и протерев очки, признал, что да, вполне остроумно. И прибавил:

— По правде говоря, я восхищен и весьма заинтригован. Кто этот гений Радаев, неужели же тот самый?

— Хоккеист.

— Да-да, — кивнул Саша, — читал. Который отказался выходить на игру в радужном свитере?

— Ах вот оно что. Неужели? — с уважением переспросил Крячко. — И его низвергли с града на холме?

— Деталей я не помню, не особо интересуюсь спортом, — признал капитан Анищенко. — По-моему, сразу после этого его арестовали за шпионаж… или за секс с несовершеннолетней? Но, может, последовательность была иной. Так, вернемся к нашим привычным делам и этому интересному документу. Что, позвольте узнать, заинтересовало вас?

— Да вот, видишь ли, Саша, мы, грибы старые, поспорили. Я вот восхищен изяществом решения. А Лев Иванович говорит, что вот эта схема, которая лично меня поражает остроумием, уже дело простое и общеизвестное, дело обычное…

— Нет, — вежливо, но твердо заявил капитан, — не прав глубокоуважаемый Лев Иванович.

— Вот как? — прохладно спросил обсуждаемый субъект, который и понятия не имел, что сказал нечто подобное.

— Именно, — охотно подтвердил Анищенко. — Это ювелирная, красивая, неординарная работа. И на изумление почерк знакомый и узнаваемый…

— Что ты имеешь в виду?

— Вот это аккуратное, без пыли и крови, отжимание, точнее, выведение из состава учредителей.

— Насчет без пыли и крови — ты не спеши, еще все впереди, — заметил Станислав.

— Я по своей части замечаю, не по вашей, — пояснил капитан. — Подобный почерк демонстрировал в свое время один примечательный субъект. К слову, не исключено, и вы его вспомните.

— Это кто же? — поинтересовался Крячко.

— И почему мы его должны помнить? — добавил Гуров.

— Вы правы, неоткуда, — покладисто согласился Саша. — Вы все в сыске, в искусстве, наши дела не вашим чета, больше бумажки различного рода. А ведь они, даже на которых какой-то номинал напечатан… да, совершенно не одно и то же, что и жизни людские. Сенсации в нашей практике для вас неинтересны.

— Прогиб засчитан, — одобрил Станислав. — Лесть грубая, но приятная. Продолжай.

— Спасибо. — Саша снял очки, погрыз дужку, которая стоила как бюджетный внедорожник, и принялся излагать:

— Я тезисно, если позволите, без особого погружения. Подбивая статистику нашего славного подразделения за последние годы, обратил я внимание на интересные отказники. Казалось бы, ничего особенного: спасите-помогите, выдавили из учредителей и прочее в том же роде.

— Почему же отказники? — поинтересовался Гуров. — Не было доказательств?

— И это тоже. Но главное не в этом, а скорее, в том, что каждый случай представлял собой многоходовую комбинацию, в которой каждый этап был кристально чист с нашей точки зрения, а результат формально был безукоризненно законным.

— Это как же, например?

— Ну вот самый простой вам пример. Ушлый супруг убеждает подругу жизни: тебе не до того сейчас, дорогая, доверься мне, а уж я буду править мудро и на благо. Далее, получив доверенность, в том числе с правом продажи доли, созывает общее собрание — жену, разумеется, не приглашает, он же представитель — и продает ее долю своему человечку.

Саша потер подбородок:

— А отзыв доверенности, выданной супругу, — сами понимаете, дело небыстрое. Пока осознает вероломство, пока сообразит, куда звонить-писать, — время упущено. Со стороны — все законно, а по сути — отжим красивый, без пыли и шума.

— И тебя, капитан, это не устраивает? — задиристо спросил Крячко.

— Почему же, устраивает, — невозмутимо возразил Анищенко. — Можете кидать в меня камнями, сколько вашей душе угодно: пока интересы бюджета не затронуты, инициативу я не проявляю.

— Чего ж так?

Саша искренне захлопал чистыми близорукими глазками:

— Зачем? Набегут бодренькие адвокатики и зашельмуют за «кошмаренье» бизнеса — основы основ благосостояния и все такое. Да и к тому же во всех делах был еще один момент, который все усложняет: на стороне обиженных и оскорбленных все как один — женщины. Вы, должно быть, понимаете, что это значит?

— Сделаем вид, что нет, — предложил Гуров, — исходя из тезиса о том, что в каждом деле своя специфика.

— Нервы. Мнительность. Мстительность. Необъективность. Истерики, — сухо телеграфировал капитан Анищенко, — и список можно продолжать. Трудно испытывать сочувствие к таковым… Еще раз повторю: с точки зрения закона, формально, нам, криминалистам, там делать было нечего. Вот еще одна общая черта, помимо личностей пострадавших. То есть квазипострадавших.

Гуров, прищурившись, подбодрил:

— Ну а третий момент — ко всему этому руку приложил кто-то один.

— Да, — просто кивнул Саша, — единый модус операнди.

— И тебе тип этот был известен.

— Ничегошеньки от вас не скроешь, — по-прежнему невозмутимо согласился капитан Анищенко, бегая пальцами по клавиатуре гуровского ноута, — конечно, известен. Таких умельцев надо знать лично. Почему я думал, что вы знаете, о ком идет речь, — вот, прошу.

Он указал на монитор.

— Своими словами нельзя? — проворчал Крячко. — Много видео для глаз вредно.

— Тут немного, — заверил Саша и не обманул.

В самом деле, из краткой нарезки новостной программы, раздел «Криминал» или даже «Скандалы», следовало, что при разгоне подпольной гей-вечеринки во время пандемии ковида в числе задержанных оказался авторитетный независимый финансовый консультант, бывший советник Председателя Банка России, действительный член Международной ассоциации налоговых консультантов и прочая, прочая…

— Скандал был громкий. Зовут его Ильяс Абдулаев, он же Абдула — чтобы не оригинальничать, — пояснил капитан, делая стоп-кадр.

— Красавец, — пробормотал Станислав, — только что-то накрашенный кривовато.

Анищенко, довольный эффектом, потер пухлые ручки:

— Станислав Васильевич, я вас уверяю: Абдула — натурал стопроцентный. Просто если подляны людям строишь, то рано или поздно подгадят и тебе. Возможно, что-то подложили или подлили, накрасили и привезли, а до того — сообщили на телефон доверия о предполагаемом мероприятии.

— Умно, если так, — одобрил Крячко.

— Более чем, — согласился Гуров. — Хотя, честно признаться, этот громкий скандал моего сознания не затронул — и слава богу. Что ж теперь, чем промышляет, я так понимаю, уже бывший независимый консультант?

— А вот этого не могу сказать, — признался Анищенко. — Вот как случился сей конфуз, так он как сквозь землю провалился. Тут ведь еще какой момент: насколько я помню, Абдула родом откуда-то с Кавказского региона, а там до сих пор люди такие грубые, нетолерантные.

— И потому он предпочел пропасть с радаров во всех смыслах, — завершил мысль Крячко.

— Именно, Станислав Васильевич. И вот с тех пор, как он пропал, перестали появляться и обиженные учредители женского полу… не