Шрифт:
Закладка:
Но я думаю: что отсрочено, то не сбежит, и думаю также, что Вы тоже желаете успеха этим писателям в Москве, а еще переводчики (Сушниковы{31}) решили бесплатно Лема перевести, чтобы было справедливо…
Думаю, в конце концов я наверняка попаду на Ваши страницы, но не сейчас: впрочем, как я уже говорил, «Фиаско» должно выйти лишь в конце августа.
Шлю Вам самые сердечные слова дружбы
Ст. Лем
P.S. А номер 50 я не получил!
А «Мир Как Катастрофа» + изъятые цензурой фрагменты «Солярис» прошу печатать «без разрешения автора».
***
6 марта 1988 года, Вена
Дорогой Пан, из России приходят ко мне известия, касающиеся моих книг, в общем, хорошие, хотя и несколько раздражающие, например, что многое там печатают без получения прав через ВААП, к примеру, якобы «Смена» печатает сейчас «Рукопись, найденную в ванне», но подробностей я даже не знаю и журнала не видел{32}. Благодарю за новый номер «22», а о рецензии на «Солярис» напишу в конце этого письма. Мне самому, как Вы понимаете, очень трудно определить свое отношение к делу жизни, а ведь об этом идет речь, в конце концов? Конечно, лейтмотивы повторялись, и общая мировоззренческая позиция повторялась, а разве может быть иначе? Например, у Томаса Манна{33} мы имеем и «Волшебную гору», и «Будденброков», и «Доктора Фаустуса», и рассказы, и «Избранника», и везде можно найти главные лейтмотивы или оппозиции («здоровье – болезнь», «бездумная мещанская жизнь – искусство», и т. п.), и даже в «Признаниях авантюриста Феликса Круля» скрыт АРТИСТ, который ИГРАЕТ роль, а болезнь Королевского Высочества делает героя одухотворенным избранником. Ну, и «Лотта в Веймаре» – это лишь попытка уплаты долга, «взятого взаймы» у Гете!
Я очень неровно оцениваю свои книги. Наверное, «Фиаско» ЯВЛЯЕТСЯ каким-то возвращением к «Магелланову Облаку», но думаю, единственно дозволенной в искусстве формой возвращения: сделать лучше то, что поначалу было сделано скверно. Я не могу не принимать во внимание мои дискурсивные книги, такие, как «Сумма технологии», «Философия случая», «Диалоги», «Фантастика и футурология». Есть также «промежуточные» между ними и литературой (например, «Провокация», «Библиотека XXI века»). «Сумма» вышла именно сейчас на литовском языке, и прошу назвать мне хоть ОДНУ футурологическую книгу, которую МОЖНО печатать сейчас, через 28 лет после ее написания, чтобы она не вызывала смех и пожимание плечами. Ведь целая гора футурологии породила мышь!
«Фиаско» не очень мне нравится, я считаю, что вторая часть «Мира на земле» тоже «не вышла», – я был тогда очень болен, писал между очередными операциями, боясь, что умру, не закончив, а это для писателя является кошмаром: это Ничего НЕ оправдывает, нет в литературе никаких оправданий, но это объясняет обстоятельства возникновения книги. Последней лучшей своей вещью я считаю «Осмотр на месте», потому что там представлена совокупность нашей цивилизации, земной, с философией, религией, иронически показанная в кривом зеркале «Энции», там также показано отношение «open society» к «closed society» К. Поппера{34}. Кстати, в «Литературке» был фрагмент «Мира на земле», описывающий микроминиатюризацию оружия. С внелитературной точки зрения, то есть чисто прогностическим, удивительным моим «достижением» была «навязчивая идея» того, что Вы назвали «Микробизацией», а в «Осмотре» показана война с использованием вирусов как смертоносных генов, и доктор Кох{35}, мой шведский друг, сейчас работающий экспертом по СПИД в Баварии, заметил однажды, что я – это очень удивительно – как бы предвидел вторжение вируса в цивилизацию!
Так или нет, это в любом случае не является литературной заслугой. Лейтмотивы, о которых Вы писали, разумеется, у меня есть, а их ограничения вызваны, МОЖЕТ БЫТЬ, отчасти тем, что я все сильнее «наступал на горло собственной песне» (Маяковский), – поскольку воображение вступало в противоречие с моими убеждениями о том, что выдумка должна быть РЕАЛЬНО ВОЗМОЖНА, а это такой критерий, который РОВНЫМ СЧЕТОМ НИЧЕГО НЕ ЗНАЧИТ для «Sfикционеров»: для них важны исключительно хорошие продажи…
СОЛЯРИС. Вы знаете, было уже много очень противоречащих друг другу интерпретаций. Эта{36} наиболее радикально ТЕОЛОГИЧЕСКАЯ, нежели какая-либо из известных мне, но Я – это единственный пункт, в котором я имею ПРАВО не согласиться с автором, – действительно атеист. Я не верю в Бога Шестова{37}, в Бога немилосердного, который стоит над добром и злом, поскольку такое воображение ОБИЖАЕТ меня лично и если бы, как говорится в шутке, Бог был, и к тому же еще такой, то «упаси Бог», ибо «Бога нет, слава Богу»! Само толкование я не могу ни одобрять, ни порицать, потому что стоял и стою на позиции, согласно которой автор книги не может говорить, что некоторая интерпретация «правильная» или «окончательная», независимо от того, положительная она или отрицательная. Может, это и есть какая-то «теология космодромии», – не могу сказать. Когда я написал, что и сам хорошо не понимаю «Солярис», это было правдой, это означает, что эта книга сама написалась, вышла ИЗ МЕНЯ, и я на самом деле не знал, что я пишу, о чем и каким должен быть конец. Не знал и не знаю, ибо интерпретация ведь не является тем же самым, что дефинитивно замкнутое, определенное ЗНАНИЕ. От своего имени я могу сказать, почему гипотеза «Богоискательства» в «Солярис» меня не удовлетворяет. По этой же самой причине я старался интерпретировать «Пикник на обочине» как Sfiction, а не как СКАЗКУ (как писал об этом Чичери-Ронай{38}). Когда мы имеем сказку или квазимифологическую притчу о Господе Боге, мы находимся за пределами натурального порядка вещей, и хотя действие может происходить в Космосе, «на самом деле» оно происходит в Трансценденции, потому что, как правильно заметил мой критик, в действительности умерших нет, умерших можно встретить ТОЛЬКО на «Том» свете. Меня же совершенно не интересует никакой «Тот свет», интересует только исключительно этот! И поскольку я знаю, что человек не пишет
