— Идут две крестьянки с сенокоса, мимо проносится всадник. Одна другой: глянь–ка, что за чертовщина всадник без головы. А вторая ей в ответ: ой, подруга, ты бы косу на другое плечо переложила.

Секунды три София смотрит с недоумением. А затем начинает заливисто смеяться.

Улыбаюсь и сам. А затем она вдруг заявляет:

— Ещё!

— Простите, София, но дальше только пошлые. В эскадроне гусарском других не рассказывают.

— Думаете, напугали? — Усмехнулась. — Смутить меня не так просто, господин гусар.

— Уверены?

— Так точно, — отчеканила по–военному.

Продираю горло и выдаю:

— Гусары ворвались в деревню настолько стремительно, что Марфа до сих пор думает, что отдалась облаку пыли.

София секунду на меня смотрит. Взгляд становится испуганным, а румяные прежде щёки розовеют.

Смех девичий вырывается изнутри, но на этот раз она закрывает ротик ладошкой в белой шёлковой перчатке и отворачивается.

— Вы превзошли мои ожидания, — призналась с хрипотцой и всё же рассмеялась.

Тактично дождался её молчания. Но затем она спросила, продолжая прятать лицо:

— А скажите, гусары действительно так любвеобильны?

— Я в гусарском полку лишь несколько месяцев, могу судить только по рассказам сослуживцев.

— То есть, вы не врывались ни в какие деревни? — Выпалила и снова рассмеялась уже гадко.

Понятно, что подколоть попыталась.

Позади шорох, слуга немолодой с подносом пришёл. Услужливо поставил на столик и встал статуей с полотенцем поперёк предплечья.

София посерьёзнела. По виду выразила недовольство, которое сняло всякую уверенность с лакея.

— А вы, как гусар, умеете справляться с бутылками? — Спросила меня негромко.

— Двумя способами, — выдал, набираясь азарта.

Надо признать, младшая принцесса заряжает эмоциями до отказа. И хочется ещё, как наркотика зависимому от опиума.

— Оставьте нас, — скомандовала лакею негромко, но, тем не менее, с выраженной надменностью. Которая отрезвила и меня.

Слуга с ужасом в глазах откланялся и поспешил прочь, спотыкаясь.

— Двумя способами? А как открыть иным, позвольте спросить? — Поинтересовалась будто совершенно другая. Милая, светлая, прекрасная.

Но меня уже не обманешь.

И она это поняла, по взгляду видно, что спохватилась. Но я невозмутимо отвечаю:

— Саблей можно горлышко срубить.

— Вот как? — Ахнула. — Но тогда стекло попадёт в напиток.

— Если сабля достаточно острая, не попадёт.

— Тогда и рука должна быть достаточно сильна, а удар быстрым, — дополнила принцесса, продолжая смотреть исподлобья, и закусила нижнюю губу.

Вызывая у меня неожиданный жар.

— Вы позволите? — Спрашиваю и спешу к столику, лишь бы скорее избавиться от наваждения.

— Всё, что угодно, сударь, — выдала в спину игриво и поинтересовалась: — а в каком вы звании, Андрей?

— Поручик, получил досрочно, — отвечаю. — Какое вино предпочитаете?

— Все три — моё любимое. Выберите на ваш вкус.

Беру первую попавшуюся бутылку. Штопор предусмотрительно оставлен, иначе бы пришлось применить третий способ с выдавливанием пробки. Самый грязный, не для принцесс такой уж точно.

Откупориваю тару с красной жидкостью, разливаю по дорогущим хрустальным бокалам, каких на празднике и в помине не было. Принцесса наблюдает за процессом с лёгкой улыбкой.

Подхожу, подавая бокал.

— Благодарю вас, сударь, — говорит снова кокетливо и дальше, поднимая бокал, предлагает тост: — за дружбу?

Что бы это значило?

— За дружбу, — соглашаюсь с юной леди.

Отпиваю половину. София примерно треть.

— Расскажите, как заслужили награду, — интересуется, поглядывая то на меня, то на Пурпурную ленту.

— Ничего особенного, полез в самоубийственную атаку на Синего оргалида. Отвлёк гада от меха–гвардейцев и вашей сестры Анастасии. Вот и все заслуги.

София нахмурилась и, отступив, снова повернулась к воде.

— Расскажите, каковы они… эти оргалиды.

— А вы не видели никогда?

— Не доводилось. Лишь раз, когда гостила во французском городе Марсель, нас попросили спуститься в подвал дворца в преддверье опасности. А потом я видела куски обгорелых тел французских солдат. На всю жизнь запомнила. Тогда был и подавно не Синий. Обычные белые оргалиды. Дюжина, может, больше.

— Но французы справились.

— Им помогли два мехара, которые были в сопровождении. Тогда я испытала странное чувство вины. Вместо благодарности люди кричали, что это мы накликали на них беду. Больше я в Марсель не приезжала.

Пристроился сбоку. София посмотрела на меня грустно.

— Оргалиды, они… — начал отвечать, запнулся, пытаясь подавить внезапный порыв ярости. — Твари величиной от двух до десяти метров, имеют облик земных животных, иногда полностью, иногда частично. В общем, изгаляются, как могут. При этом есть две общие черты. Первая: у них много глаз, всегда больше двух, иногда несколько дюжин. И вторая: вся шкура в ледяных осколках, которые крошатся по любому поводу. Но обольщаться не стоит, этот лёд обжигает сильнее огня. Пусть и не сразу. Вернее, крупные куски не сразу, а мелкая крошка может зажарить почти мгновенно. Монстры рвутся убивать, как полоумные, лезут прямо под пулемёты, пушки, через здания, деревья и своих же сородичей. Их ничто не может остановить. Будто смысл их существования погубить как можно больше людей.

— Остановитесь, — перебила принцесса, задышав часто.

— Простите, я напугал вас.

— В вашем голосе столько ожесточённость и ненависти, меня страшит это больше, чем суть, — призналась. — Но вы рассказываете о них лучше всякого мехавода. Хотя служите в гусарском полку простым кавалеристом.

— Они погубили всю мою семью. Я ненавижу их сильнее любого мехавода.

— Охотно верю, и мне жаль, что с вами случилась такая беда.

Ничего не ответил. Минуты три мы помолчали. А затем София заговорила вновь.

— Вы прибыли из Владивостока, — произнесла уже умиротворённо.