талантливый человек, мастер Юсупов, — возразил Лазарев. — За короткое время вы смогли сделать себе имя, и составить конкуренцию Дельвигу. Про вас начинают говорить в городе. Как о хорошем специалисте, который может вылечить человека за пару сеансов.

— Я подал заявление на увольнение из лекарни Дельвига, — ответил я. — Хочу поработать с одним благотворительным фондом.

— Это похвально, юноша. И очень полезно для карьеры, — заявил Лазарев. — Помогите мне излечить наш город и Империю. Ваши друзья Земсковы уже выразили согласие на помощь. Как и Столыпины.

— Их слово имеет большой вес в высоком обществе, — осторожно отметил я.

— Тем более, наша семья добро помнит, —продолжил хозяин дома. — Вы хотите попасть в лекарский совет, чтобы оставить себе дворянский титул. И я помогу вам в этом. Если вы поможете мне.

Я задумался. А затем произнес:

— Увы, я не вправе принимать такие решения в одиночку, Сергей Иванович. Мне нужно все обдумать. И обсудить с дядей. Он моя семья, а такие вопросы мы привыкли решать на семейном совете.

— Понимаю, — кивнул хозяин особняка.

— Я обсужу все с Петром Феликсовичем, и сообщу вам ответ, — принес я.

— Чай подан в гостиной, господа.

Голос за спиной заставил меня обернуться. В дверях стоял тот самый седоволосый мужчина, который встречал меня на крыльце.

— Идемте, Василий Михайлович, — произнёс Лазарев, указывая на двери. И я направился к выходу, мельком отметив, что руки у не до конца расписанного солдатика, который стоял на столе, были окрашены в красный цвет. Как и у первой фигурки в коллекции.

Глава 26

Красные перчатки

Мы прошли в гостиную, где на столе уже стоял заварочный чайник.

— Присаживайтесь, Василий Михайлович, — предложил Лазарев. — Мы просто поговорим о жизни за чашкой чая, а затем вас отвезут в город.

Я сел в кресло. Мужчина в темном сюртуке с белой салфеткой, наброшенной на сгиб локтя, разлил напиток по чашкам. Затем появился слуга, который подал изысканную вазочку с печеньем.

— Много ли вы знаете о периоде Гражданской войны, мастер Юсупов? — начал разговор хозяин особняка и сделал первый глоток.

Он с интересом смотрел на меня, ожидая ответа. И я произнес:

— Мои отец и дядя, как и вы, были участниками тех событий. Они были капитанами двадцатого полка. «Горынычей». Поэтому я с детства слушал истории про эти лихие времена.

Сергей Иванович кивнул:

— И горжусь тем, что был участником исторических моментов. Спустя годы, про меня и вашего дядю будут писать в учебниках истории Империи. В каждом полку были люди, про которых слагали легенды. Капитаны рот и чемпионы. Легионеры множества объединительных компаний. Например, Вечный. Или Падший Ангел. Ваш дядя рассказывал что-нибудь про него?

Лазарев слегка прищурился, внимательно глядя на меня. И я покачал головой:

— Не припомню.

— Единственный отступник из первого гвардейского, за которым охотятся и отступники, и лоялисты, — увлеченно начал Сергей Иванович. — Его имя удаленно, как и то, кем он служил в полку. Но точно ясно, что он был непревзойденным мимиком.

Мужчина отпил еще немного чая и прикрыл веки, словно наслаждался напитком. Но мне вдруг показалось, что на меня смотрят слишком пристально. Лишь усилием воли я заставил себя не оглянуться, чтобы проверить, чьи глаза следят за мной.

— Мимиком? — ровным голосом уточнил я.

— Есть те, кто владеет особенной силой. Они могут принимать вид другого человека, примерять чужую личину, и под ее покровом творить великие дела.

— Когда-то я читал о подобной силе, и в той книге ее носителей не жаловали. И дела их великими не называли.

— Василий Михайлович, не стоит недооценивать противников. И даже если он враг, то надо признавать его силу, чтобы не допустить фатальной ошибки. Наивно считать стоящего перед тобой недруга слабым.

Я не стал отвечать и тоже пригубил чай. Лазарев поставил чашку на блюдце и продолжил:

— Слухи доносят, что за все время после Восстания, Падший Ангел много раз портил планы и нам, и беглым в Европу. В то время я работал главой охранного ведомства. И Падший был первым в списке разыскиваемых. Самым опасным. Он подозревался в случаях с генерал-губернаторами княжеств, которые умирали при невыясненных обстоятельствах. И так же легко он устранял отступников и истреблял целые культы.

— Вот как, — пробормотал я, припоминая сразу нескольких знакомых «отступников» из Серого братства, с которыми мне недавно удалось познакомиться.

Лазарев кивнул:

— Мне кажется, что он действовал не один. Что это была организация, и при гибели одного падшего, его место занимал другой диверсант.

— Интересная теория, — согласился я и сделал глоток чая.

Только сейчас, в ярко освещенной гостиной я заметил большие темные круги, которые залегли под глазами Лазарева. Носогубные складки стали глубже, и уголки губ опустились. И мог поклясться, что несколько часов, когда Сергей Иванович давал интервью группе журналистов, следов усталости не было.

— Вы живете в этом доме один? — уточнил я, и Лазарев кивнул:

— Семья погибла после восстания, — с грустью ответил он. — Однажды под покровом ночи, в город пробралась банда «Упырей». Они напали на семейный особняк. Перебили семью и дружинников. И скрылись в ночи. Я долго выслеживал их.

— Это было нелегко, — поежился я.

— Закон позволял мне чинить месть за пролитую кровь в моем доме.

— Понимаю, — кивнул я, раздумывая о том, почему мужчина не захотел поменять жилище после произошедшего.

Мне было сложно понять, зачем оставаться в огромном особняке, в котором произошла жуткая расправа.

— Я был молод, и это помогло мне не погрузиться в бездну отчаяния, — продолжил мужчина, словно читая мои мысли. — Тогда я верил, что время излечит меня, что однажды я смогу смотреть