тобой целый месяц… — глухо отозвался Гаральд, и колени Акме затряслись от мягкой интонации его голоса. Более того, они подогнулись.

— Что ж, вы увидели меня, сударь, — невозмутимо отозвалась девушка, голос которой не посмел предать и надломиться. — Мы даже поздоровались, но к беседе я не предрасположена. Прошу меня простить, — Акме сделала подчёркнуто глубокий реверанс, развернулась и направилась прочь.

— Ещё месяц назад мы с тобой были друзьями, теперь же ты не желаешь даже смотреть на меня, — интонации королевского соглядатая напитаны покоряющими мелодиями нежности и всепоглощающей тоски, но Акме не собиралась ни прощать его, ни даже вникать в его опасные лживые речи.

— Мы с вами не были друзьями, Ваше Сиятельство, — парировала та, обернувшись, искусно сдерживая истерику. — Вы намерены исчезать и появляться, когда вам вздумается. Друзья так не поступают.

— Ты не отвечала на мои письма… — тихо и на удивление холодно проговорил тот. — Ни на одно!

— Здесь ошибка. Я не получала никаких писем.

— Я написал их с десяток! Но потом начал догадываться, что ты их не получала.

— Даже если это правда, важно ли это теперь? — Акме развернулась к нему всем корпусом и, разыгрывая любезность, с вымученной улыбкой произнесла: — Так отчего бы не закончить нам нашего знакомства на столь благоприятной ноте, сударь, вместо того чтобы вспоминать прошлое?

— Ты это серьёзно? — Гаральд внимательно посмотрел на неё, сузив свои изумительные глаза, о которых она мечтала столь долго.

— Я не шучу подобными вещами, и мне жаль, что вы цените слова мои так низко.

Ей казалось, что более всего на свете она желала покинуть этого мужчину и никогда не встречать. Он вновь поколебал её покой, и ей вновь стало больно, ибо для неё ничего не существовало хуже обманутых надежд.

— Тебе следует прекратить это ребячество, Акме, — строго бросил Гаральд, сложив руки на груди. — Я уехал из Кеоса так быстро, ибо таков был приказ короля. Уехал на рассвете после того вечера, когда мы… когда мы ходили к Провидице. Я оставил тебе письмо, которое, вероятно, перехватили… Мне стоило немалых трудов закончить все дела раньше и вернуться сюда.

Лишь упрямство помогло ей сохранить те крохи самообладания, которые у неё остались. Она горделиво выпрямилась и угрожающе произнесла:

— Моё предназначение — путь в Кунабулу, ваше — служить воле короля и герцога. И напрасно вы пытаетесь сойти со своего пути. От долга, который совершенно несправедливо возложила на вас Провидица, я вас освобождаю и имею на это полное право. И, надеюсь, впредь более к этому вопросу, как и к любому другому с вашим участием, не возвращаться.

— Слухи не лгут: значит, Арнил добился своего? И ты всё-таки выбрала принца?

Акме не поняла, что произошло. Её захлестнуло бешенство. Лютое и неудержимое. Закружилась голова. От давления, сжавшего мозг, резко заболели уши. Глаза знакомо защипало. Она медленно обернулась, и Гаральд отступил на шаг: он явно никак не мог привыкнуть к взгляду её глаз, затопленных светом голубого огня.

— Ах ты бессовестный подлый ублюдок, — ледяным тоном процедила Акме, сжав кулаки и медленно направившись к нему, роняя прозрачные слёзы на свои пылающие щёки. — Ты ещё смеешь оскорблять меня!

Гаральд не сделал ни шага назад, но выпрямился и поглядел на неё так мрачно, что Акме почудилось — сейчас мужчина, защищаясь, застрелит её из одного из своих пистолетов. Лицо её перекосилось от гнева и бесконечной боли, которую он ей причинил.

— Если ты ещё раз попадёшься на моём пути, я просто выжгу тебя изнутри, — прошипела она, подойдя совсем близко и давая ему возможность как следует заглянуть в её огненные глаза и рассмотреть в них ненависть. — И прах твой я развею над Кунабулой.

— Вспомни, кто я, девочка, — бесконечно холодно и нагло процедил Гаральд в ответ, не отводя от неё взгляда. — Меня будет тяжело застать врасплох, а ещё тяжелее — убить. Ты совсем потеряла рассудок за этот месяц. Провидица сделала из тебя такую же ведьму, как она сама.

— Какого чёрта?.. — донёсся из темноты ледяной голос, вслед за которым на свет выплыл Лорен Рин. Увидев лицо сестры, он возмутился: — Твою ж мать, Гаральд, что ты натворил?!

Лорен взял сестру за руку, притянул к себе, прижал к её лицу руки и тихо приказал:

— Успокаивайся.

Акме сильно трясло. Надвигалась лютая истерика.

— Что Провидица сделала с ней? — выдохнул Гаральд.

— Нет, это что ты сделал с ней?! — рявкнул Лорен, с ненавистью поглядев на герцогского сына. — Она со всем справлялась превосходно, пока ты не притащился в Нелей! Что произошло, Акме?

— Я п-п-попрощалась с г-г-господином Алистером, — она заикалась и уже начала задыхаться — ей не хватало воздуха. Но девушка сжала волю в кулаки и продолжила уже сдержаннее: — И выразила надежду, что более не буду иметь ч-чести встречать его.

— Что ж, — Лорен с ненавистью взглянул на Гаральд и выдал: — Пожалуй, и я выскажу такую надежду. Пожалуйста, уходи, Гаральд. Это был трудный месяц для неё. Следующий будет ещё труднее. Она не в себе. Да и мы все тоже.

Гаральд с минуту переводил потрясённый взгляд с Лорена Рина, затем на Акме, глаза его ярко сверкнули, и он громко пожелал: «Счастливого пути! Желаю вам победы!» и скрылся во тьме. Гневный стук каблуков его ещё долго раздавался в тёмном коридоре.

Акме некоторое время смотрела ему вслед, из последних сил сдерживаясь. Но с треском сломалась:

— Да за что мне всё это, Лорен?!

Акме уткнулась брату в плечо и громко, безудержно разрыдалась, вместе со слезами вымывая из себя горечь всего минувшего месяца.

[1] Во времена Атариатиса Рианора сильная держава, разрушенная же после Великой Битвы. От неё осталось крупное поселение на правом берегу Аштери южнее Акидии, западнее Зараколахона и к северу от гор Эрешкигаль.

Глава 16. В добрый путь

Рины простояли в коридоре ещё добрых три четверти часа, прежде чем к ним подошёл государь Трен, герцог Атийский и высокий широкоплечий мужчина средних лет с густыми тёмными волосами, собранными в хвост, и чёрной коротко стриженной бородой. Глаза его, большие, серые и ясные, будто безоблачный день, внимательно и даже несколько оценивающе оглядели брата и сестру. Акме с опухшим от слёз лицом старалась ни на кого не смотреть. Она вымоталась и бесконечно устала.

Аберфойл Алистер впустил всех четверых в свой кабинет — просторный, окутанный в мягкий полумрак, прибранный и изысканный своей красивой мебелью и поставленными в разных и самых живописных местах горящими свечками. Государь Трен встал у чёрного окна,