Шрифт:
Закладка:
«Пятый этаж, корпус Б». Внутри – обычная широкая лестница с ковровой дорожкой в персидском стиле и лифт с изящной решеткой, которым я решила воспользоваться, пока, чего доброго, опять не вспотела.
Он открыл не сразу и медленно – словно учитель, решающий про себя, пускать ли ученика в учительскую. Однако при виде меня выражение его лица смягчилось, и он распахнул дверь пошире, отчего тонущая в полумраке лестничная клетка озарилась ярким светом. С секунду-две он молча смотрел на меня, потом вздохнул («что ж, входите») – и отступил в сторону, пропуская в дом.
– Ого!
– Да, просторно тут, правда? – заметил он, сунув руки в карманы. – Чаю или кофе?
– Чаю, пожалуйста.
Кивнув, он исчез на кухне, оставив меня одну. Я прислонилась к подлокотнику огромного дивана семидесятых годов цвета томатной тапенады[27]. Комната была просторной, полной воздуха и света – благодаря огромному балкону.
– Мы здесь уже, кажется, лет пять, – крикнул он из кухни. – Когда мы только приехали, Анне хотелось жить в каком-нибудь модном районе – вроде 11-го, но я не терял надежды вернуться на Левый берег, где провел свои студенческие годы, и это место – некая золотая середина. Мне здесь нравится: не так много экспатов с золотыми кошельками.
Он вновь возник в дверях с чайничком и двумя чашками.
– Перейдем в кабинет?
Я послушно последовала за ним.
– Вообще-то, у нас остался дом в Хайбери[28], а эту квартиру мы просто снимаем. Каждый год говорим себе, что вернемся, – но почему-то снова продлеваем аренду.
Кабинет был заставлен книгами и завален всякой всячиной – кроме одного большого окна со старинной рассохшейся рамой, откуда открывался вид на внутренний дворик. Майкл поставил чайник на письменный стол и широким жестом пригласил:
– Присаживайтесь.
Я опустилась на краешек видавшей лучшие дни кушетки, среди потертых валиков и подушек.
– Почему вы сюда переехали? – я так давно не раскрывала рта, что теперь мой голос казался какой-то пародией на самого себя.
– Даже не знаю. Устал от Лондона, хотел отдохнуть. Да и Анне нужны были новые впечатления. Дети разъехались… То есть они и раньше жили не с нами (а со своей матерью в Кембридже) – но тем не менее… У нас имелось жилье в Сен-Люке, и мы подумывали просто собрать все вещи и уехать туда – но Анна испугалась, что так мы станем похожи на типичных представителей английской богемы, уставших от городской жизни, перебравшихся на Средиземное море и постепенно разлагающихся, как гниющие фрукты. Вот так мы и приехали сюда. И оказалось, это неплохой компромисс. А вы как сюда попали?
– Окончила университет и поняла, что не вижу своего будущего в Лондоне. – Друзья предупреждали, что признаваться на собеседовании в отсутствии амбиций – крайне нежелательный со стратегической точки зрения прием. Но я сделала ставку на эксцентричность Майкла. – Подписала договор на работу в школе, а когда он закончился, каким-то образом зацепилась здесь. Сейчас я, похоже, просто копчу небо.
Он улыбнулся и пристально посмотрел в глаза.
– Что ж, такие юные коптильщики нынче редкость.
– Да, – согласилась я, про себя радуясь правильному выбору тактики. – Кажется, мы на грани вымирания.
Мы еще немного поболтали о моей учебе, о пестром послужном списке, о предпочтениях в литературе. Наконец, изобразив барабанную дробь ладонями о колени, он произнес:
– Да. Да, думаю, вы мне подходите. Мне кажется, как раз вы мне и нужны.
– Подхожу? – робко переспросила я.
– Да, вполне.
Он встал и, подойдя к окну, облокотился о перила французского балкончика. В мягком полуденном свете я наконец смогла как следует его рассмотреть. Он был очень высокий и жилистый, с густыми седыми волосами и темными глазами.
– Вы наверняка знаете, что мой последний роман вышел на рубеже веков, – сказал он, не глядя в мою сторону. – Однако вряд ли вам известно, что сейчас я работаю над новой книгой. – Он помолчал, будто ожидая моей восторженной реакции. Я послушно охнула. – Не успеваю разгребать работу и потому ищу кого-нибудь, кто мог бы ежедневно обрабатывать мою корреспонденцию. Редакторы заваливают меня пробными изданиями в надежде получить лестный отзыв на форзац или рецензию для печати. Было бы неплохо, если бы кто-нибудь их сортировал, отбирая те, что стоят моего времени. Еще приходит множество приглашений на разные мероприятия, которые мне приходится отклонять – а я не очень-то умею делать такие вещи. И еще мой новый проект требует некоторой исследовательской работы. К тому же этим летом мне нужен человек, который перепечатает мои дневники. – Тут он несколько смущенно прокашлялся. – В моей жизни был период – пара лет в конце шестидесятых (я был примерно вашего возраста), – на котором я буквально застрял. Нужно сделать из этих записей связный текст…
Я попыталась изобразить на своем лице нечто среднее между непринужденностью и заинтересованностью.
– Вы ведь сказали, что пишете? – спросил он.
– Н-ну… нет, то есть да, конечно, но ничего серьезного, – промямлила я, стараясь сохранять спокойствие.
Он снова пристально на меня посмотрел.
– Господи, это и в самом деле поразительно.
– Правда? – отозвалась я.
Но он не слушал.
– Имя Кристин Паркер ведь ни о чем вам не говорит? Нет, ничего страшного, не беспокойтесь, – добавил он, когда я ответила непонимающим молчанием.
И снова улыбнулся, как будто я вдруг сказала что-то смешное или остроумное, – хотя я по-прежнему не произносила ни звука.
– Уехав из Лондона, мы забрали большую часть вещей с собой в Сен-Люк, чтобы сдать дом в аренду. Так что вот куда занесло мои старые дневники. Обычно мы проводим там большую часть августа – это большая ферма, которую мы делим с моими старинными друзьями, Дженни и ее мужем. Знаете, эдакая типичная английская семейка богемных буржуа с непрекращающимся хороводом гостей, детей и пьяных друзей, не знающих ни слова по-французски. Ближайшие пару месяцев вы будете работать неполный рабочий день – обрабатывать почту, просматривать рукописи, – а потом, если мы сработаемся, поедете с нами на лето и займетесь моими дневниками… – он пожевал заусенец на большом пальце правой руки. – Я уж и не надеялся кого-то найти. Кого-то из друзей моих детей просить не хотелось – слишком уж они близки к семье; к тому же перед ними и так богатый выбор ослепительных карьерных возможностей. Я поместил объявление в FUSAC, повинуясь какому-то дурацкому порыву, но не ожидал, что из этого выйдет что-то путное…
Я не перебивала его – только кивала с нужными интервалами, хотя он, кажется, почти что не осознавал моего присутствия.
– Никогда не был суеверным, – продолжал Майкл между тем, – но потом увидел вас, и что-то… что-то как будто бы щелкнуло.
Он отошел от окна, приблизился и сел рядышком на кушетку, так что колени наши почти что соприкоснулись. Пристально вглядываясь в мои черты – секунд пять, но мне показалось, целую вечность, – он положил руку мне на бедро и улыбнулся. Выражение его лица (без малейшего намека на угрозу, как будто бы специально натренированного внушать доверие) поразительно диссонировало с непрошеным касанием. Я убедила себя, что это лишь попытка наладить дружеский контакт, – и словно в подтверждение его горячая ладонь приподнялась в приятельском похлопывании. Должно быть, всему виной был возраст.
– В общем, я прочел ваше резюме и письмо и думаю, вы мне подходите, – тут он снова убрал руки в карманы. – Что скажете?
Я посмотрела ему прямо в глаза и храбро проигнорировала все предупредительные сигналы, звучавшие в голове.
– По-моему, просто замечательно.
В его взгляде читалось видимое облегчение, и сам он как будто расслабился.
– Вот и славно. Да, славно, – проговорил он, вставая и подходя к письменному столу. – Если готовы приступить прямо сейчас, я тут приготовил парочку текстов.
* * *
– Мать, да это же просто фрик какой-то, – сочувственно скривилась Эмма. – Да и вся ситуация какая-то странная. Хотя работка ничего так: пишешь письма, читаешь книжки, а потом еще и секретный дневник Майкла Янга – и за это, блин, еще и платят! Круто. Но и странно тоже. Без обид, подруга, но как ты считаешь – почему ему нужна именно ты?
Мы втроем сидели в дальнем углу большого стола, подбирая остатки нежной бурраты с оливковым маслом и сочными помидорками черри.
– Хочу еще, – умудрился с полным ртом выговорить Алекс.
– Как думаешь, вот это вот сверху – это была стружка из репы? – поинтересовалась Эмма. – На вкус – точно какой-то корнеплод.
