Шрифт:
Закладка:
Однако доподлинно было известно: иной разум существовал уже тогда, когда на самой Земле жизнь еще не зародилась. Просто земляне с его носителями пока не встретились. Правда, почти все компетентные земляне дружно склонялись к мысли, что в обозримом будущем и не встретятся.
Людям достался космос, полный жизни, но лишенный нечеловеческого разума. И вместе с тем – достаточно плотно нашпигованный следами деятельности этого разума. Да-да, люди отыскали первые следы чужих на пороге собственного дома – на Луне. И то и дело продолжали натыкаться на новые следы во многих уголках обжитого космоса. Чужие искусственные спутники, базы на планетах, лунах и астероидах, пустые космические корабли… Не то чтобы все это попадалось буквально на каждом шагу – нет. Но все же находка очередного брошенного поселения на очередной вновь открытой планете давно уже перестала быть сенсацией, хотя и оставалась событием повышенной важности.
Вот этим-то нежданно свалившимся наследством неведомой расы и занимался Космофлот. А заодно – активно содействовал освоению новых планет, особенно на самых первых этапах колонизации, когда с непривычной биосферой зачастую велась самая настоящая война на выживание со вполне реальными сражениями и потерями. В данный момент в состоянии вооруженной колонизации пребывали две планеты – Лорея и Дварция. Там-то и базировались гвардейские полки Космофлота – соответственно Семеновский и Измайловский. На Дварции Виталий успел побывать, и покоряемый мир, надо сказать, произвел на него неизгладимое впечатление.
Остальные полки базировались на планетах, где первая фаза колонизации успешно завершилась и каждодневная война сменилась размеренной оккупацией: постреливать еще приходится, но сплошной линии фронта уже нет.
Кроме того, большое количество флотских и несметное общевойсковых частей было разбросано по космическим станциям, базам на непригодных к масштабной колонизации планетах и лунах, опорным космическим крепостям при шлюзах транспортных струн, промежуточным космодромам – словом, везде, куда ступила нога человека, решившего, что это место ему жизненно необходимо.
Вместе с Виталием на курсе отучилось две тысячи человек (поступило больше, но до выпускных экзаменов дошло именно столько). На Лорею и Дварцию отобраться предстояло примерно двум десяткам. Одному проценту. Во флот в целом – процентам пятнадцати-двадцати. Основную массу ждала служба в шурупах, однако всем было прекрасно известно, что хорошая сумма баллов весьма способствует зачислению во флот, но отнюдь не гарантирует это. С первой двадцаткой все было ясно, ниже двадцать пятого результата шансы наверняка отобраться в гвардию резко падали.
Угодить во флот смело мог надеяться любой, кто вошел в первую полутысячу, то есть четверть всего курса. Нередко во флоте оставались и несколько счастливцев с четырехзначным итоговым местом. В этом-то и заключалось выпускное шоу: надежды питали многие, и это были вполне обоснованные надежды, только шансы на счастливый исход у курсантов сильно разнились. Однако даже у показавшего последний результат выпускника эти шансы все равно существовали.
После завтрака, получасовой паузы и предварительного построения весь выпускной курс в полном составе (за исключением загремевших в госпиталь и заваливших экзамены) собрали в огромном актовом зале. На просторной сцене, справа, боком к зрителям расположились выпускная комиссия и прочий президиум; в левую часть вызывали распределяемых, по пятьдесят душ за раз. Распределяемые в новеньких лейтенантских мундирах строились напротив президиума, выпячивали грудь и таращили взгляды на начальство. Офицер-распорядитель после непременного: «Равняйсь! Смирно! Равнение на средину!» поворачивался к президиуму, делал два четких шага и с ладонью у козырька докладывал начальнику выпускной комиссии, что такая-то полусотня выпускников для распределения построена. После чего из-за кулис на сцену по очереди выныривали покупатели, вставали по центру и зачитывали список мобилизуемых. Названные выходили из строя, получали мобпредписания, шевроны с эмблемой полка и строились в сторонке, после чего уводились покупателем опять же за кулисы. Уводились пока понарошку, в порядке действа: предстоял еще общий выпускной бал, но в актовый зал «купленные» лейтенанты уже не возвращались, а отправлялись прямо в столовую, к накрытым праздничным столам, где первым делом обмывали шевроны, в этот день – совершенно легально.
В каждой полусотне, как правило, оставалось несколько «некупленных» лейтенантов; они продолжали стоять на сцене и пристраивались к очередной поднявшейся из зала полусотне. Некоторые выпускники проводили на сцене до шести смен, но чаще покупались во время второго-третьего прохода, если не в первом.
Распределение по традиции начинали снизу, с наименее успешных выпускников, поэтому Виталию довольно долго пришлось маяться в зале. Задние ряды постепенно пустели, но каждый из зрителей прекрасно осознавал: чем дольше его не вызывают на сцену, тем лучше, поэтому все инстинктивно помалкивали и даже шевелиться избегали, словно надеялись, что так их подольше не заметят.
Нервная это была процедура, изрядно нервная. Молчаливое напряжение в зале медленно нарастало по мере приближения к голове списка.
Легкий шепоток пробежал по первым рядам зала, только когда на сцену наконец вышел покупатель во флотской форме. Теперь процедура пошла веселее – не в шурупы же покупают! Купленные в этот проход лейтенанты лучились от счастья и мысленно благодарили судьбу с удачей за то, что распределяются во флот.
К исходу второго часа зал практически опустел. Только сейчас настало время подняться на сцену и первой полусотне. К этому моменту покупатель Рублевского полка уже удалился, зато оставались представители Троицкого, Успенского и Преображенского. Гвардейцы из Семеновского и Измайловского к покупкам пока вообще не приступали.
«Некупленных» курсантов осталось пятьдесят два человека – первая полусотня и двое из второй, в том числе и Мишка Романов. Сейчас он был бледный, что простыня.
Лидеров курса приветствовали с бо́льшей помпой, нежели основную массу выпускников. Сначала речь толкнул Тревис-средний, а затем не удержался от напутственного слова и ректор, адмирал Айзек Тревис. Слова его гулко отдавались в опустевшем зале.
И наконец приступили к торговле: первым к строю выпускников вышел преображенец и быстро вызвал девятерых. Строй несколько поредел, перед комиссией осталось сорок три лейтенанта.
В Троицкий купили двенадцать человек. В Успенский – десять.
«Очко, – подумал Виталий, пребывающий в легкой эйфории. – Двадцать один курса… пардон, лейтенант – в гвардию. И я среди них. Елки-палки, как же я мечтал об этом, а вот сбылось – и не верится…»
По правде говоря, последние пару дней Виталий не особенно нервничал. Не зря же фон Платен заставил его написать рапорт на имя Тревиса-старшего. В принципе, Виталий осознал, что пристроен, и пристроен очень неплохо. Поэтому он переживал заметно меньше того же Мишки Романова, все
