Вид устарухи стал удивлённым, носпорить она нестала.

—Нуачевой? Пришёл полтора века назад квласти богослов этот, Сампах Праведный. Архиепископом стал, чтоб его черти ваду жрали поедом. Ипровозгласил, дескать вона что… оказывается, зло всё вмире отколдуйства, стал быть.

—Сам-то, небось, неодарённым был,— сощурилась Марьяна.

—Атокак жеж! Ипошло-поехало-полетело-поскакало. Сначала туточки, вкняжестве тогда ещё Альворга Седьмого, аотсюда— иповсей Баване ересь эта разошлась. Якобы колдуны свои силы получают через сделку сдиаволом. Аявот никакой сделки незаключала! Аесли была она, сделка энта, тогде моя радость снеё? Красота, там, пленяющая взор, али умкакой шибко пытливый. Аннет. Ничего мне через энтот дар неперепало, кроме горестей немалых дагонений. Ноя-то ещё застала времена, когда колдунов дачародеев просто изгородов дадеревень выселяли, ноистреблять совсем ужпод корень боялись. Особливо целителей. Ачевой поделаешь, коли лечиться-то надо. Умники, как целителей погнали дапожгли, дохнуть стали тоотдриста, тоотчумки, тоотхолеры. Нонавсё убогословов ответ находился. Мол, это колдуны треклятые мстят доброму люду, надо навалиться, даистребить ихразом, иродов окаянных.

—Ичем больше колдунов истребляли, тем хуже становилась жизнь, тем сильнее закручивали гайки?— догадалась Марьяна.

—Чевой?— непоняла старуха последнее слово, носмысл таки уловила исогласилась:— Да, чем хужее дело становилось, тем выше подымались костры. Межеумки лободырные, прости Господи,— добавила старуха, махнув обтянутой пергаментной кожей рукой.

—Инас тут держат, чтобы сжечь?

—Вот блаженная ты! Нет, чтобы невестами Господними обрядить дазамуж заепископов поотдавать. Меня особенно!— прокаркала старуха, апотом разразилась кашляющим пугающим смехом.

—Икогда?

—Дасодня надень теперича,— вздохнула старуха.— Мне-то чего, яжизнь пожила. Тебя вот жалко, молодка совсем, анеподелаешь ничего.

—Абежать?— спросила Левина.

Умирать нехотелось. Марьяна Ильинична даже внуков понянчить неуспела, какое умирать? Нет уж, рановато! Теперь, конечно, вопрос внуков больше нестоял, нонажелании жить это никак несказалось. Как говорится, невнуками едиными досуг порядочной пенсионерки полнится. Ох, акак жеВолодя? Онтоже взастенках?

—Дык беги,— широким приглашающим жестом повела старуха, звякнув кандалами.— Чевой сидишь, беги давай!

Старуха сехидцей смотрела нарастерявшуюся девушку.

—Вас как зовут?

—Дукуна я, Ора. Знакомились, чай, уже…— сощурилась собеседница, следя заМарьяной выцветшим, ноещё острым взглядом.

—Вытоже ведунья?

—Целительница.

Подозрение вглазах старухи лишь усилилось, теперь оно читалось ивпозе, ивсложенных наколенях руках.

—Исколько вам лет?

—Сколько есть, все мои.

Если бынекандалы, собеседница давно скрестила быруки нагруди, нокуда там.

Марьяна Ильинична думала. Раз заразом осматривала камеру сзаплесневелыми влажноватыми стенами, забранное чугунной решёткой крошечное окно под потолком размером вдве поставленные рядом ладони, массивную деревянную дверь. Бежать было некуда.

Поднявшись, Левина навсякий случай подёргала дверь ипопыталась выглянуть вокошко вней. Носнаружи— только тёмный коридор стакой жедверью напротив. Ничерта неразглядеть!

—Ну, чевой? Сбежала уже али сомной пока посидишь?— ехидно спросила старуха.

Нет, хорошо, конечно, что она даже перед лицом казни сохраняла бравый настрой, ноМарьяне Ильиничне захотелось наязвительную старуху наорать. Вот только всплеск эмоций Левина сдержала. Целительница нивчём невиновата, нопри этом знает куда больше самой Марьяны идаже Оры, так что ссориться сней никчему.

Девушка спсихологическим возрастом далеко зашестьдесят села нанары изадумчиво посмотрела насвои худые кисти. Инакандалы. Если очень сильно постараться, томожно истянуть их. Станет лиотэтого лучше? Кто знает. Ноона попробовала.

Тяжёлые чёрные кандалы звякнули. Запястье пронзила боль. Кожу саднило зверски. Марьяна, сжав зубы, сдирала еессебя наживую. Боли она небоялась— неженки чемпионками нестановятся! Едва незарычав отнапряжения, девушка сусилием стащила ссебя один браслет ишумно выдохнула. Нассадинах тут жепроступили капли крови, иМарьяна смазала еювторую руку, чтобы дело пошло легче. Толиэто помогло, толивторой браслет был пошире, ноправая рука освободилась без проблем.

—Идальше чевой?— заинтересованно посмотрела старуха.— Тыжведунья, прок ствоего дара вкамере какой? Али смертушку свою шибко хочешь увидеть?

Марьяна сбросила кандалы напол, теглухо лязгнули, упав напокрытый гнилой соломой камень. Прикрыла веки. Нет, картинки будущего незамелькали перед глазами. Зато вгруди разгорался пожар злости.

—Так, теперь дальше рассказывайте. Как увас тут всё устроено, кто правит, какие законы, какие унас шансы бежать, если откроют дверь?

—Датакие же, как втереме княжить,— усмехнулась старуха, нонавопросы всё жеответила:— Княжества унас. Ужсколько их— ума неприложу. Датолько различаются они, будто мухи надерьме. Одно другого нелучше. Воюют частенько, это да. Грызутся. Атоиженятся даобъединяются. Всякое бывает. Законы… Дакакие законы! Чевой князь али епископ княжеский скажет— тоизакон новый. Ачто онвразрез старому идёт, дык кого товолнует? Никого. Тут ужуспевай следить, водин день позакону тыдышишь, авдругой ужо нет, вприсядку надобно, дакнязя восхваляя. Атак— каждый всяк посебе.

—Апомилование какое-то возможно?— спросила Левина, уже зная ответ.

—Диавольским приспешникам, колдовскою силою вводящим простой люд вскорбь, болезнь исмерть?— несвоим голосом нараспев спросила целительница, апотом улыбнулась, показав полный комплект пусть стёртых, нокрепких зубов, ипродолжила:— Казнят нас, Ора. Заодно только то, какими мыродились, казнят. Небудет нипомилования, нисуда, ниоправдания. Намедни слухи пришли оморе вТанганском княжестве. Народ-то ибоится, оттого илютует. Тыпомолись, девка, коли вГоспода веришь. Аничего другого инеподелаешь теперича.

Марьяна Ильинична свято верила невГоспода, авто, что поделать всегда что-то можно. Какой безвыходной никазалась быситуация, сидеть сложа руки Левина была неприучена. Даикак посидишь? Росла-то вколхозе, где токоров подоить, тосено убрать, тотраву покосить, топоросям дать, тоденник отбить, тотесто поставить, тодрова наколоть, топечку затопить. Кто назаду сидит, тот живёт впроголодь, так бабка учила, покойная Нина Кузьминична. Вот Марьяна инесидела. Апотом школа, техникум вобластном центре исекция лёгкой атлетики, куда притащил еёвпечатлённый гренадерским ростом имогучей комплекцией тренер. Аужядро толкать… Нетак тяжело, как быка откоровы оттащить, поверьте наслово. Так она всекции иосталась, апотом успехи пошли, победы насоревнованиях одна задругой, сначала наобластных, потом нарегиональных, адальше уже— инамеждународном уровне. Итолько после этого Владимира Ильича встретила, аоннеиспугался нироста, нихарактера, аласково звал Дюймовочкой. Тут-то идрогнуло сердце. Никого вжизни Марьяна Ильинична так нелюбила, как своего Володеньку. Низачто бынепризналась исебе, нодаже детей— иточуточку меньше. Атеперь где он, Левин? Как его искать? Иможет литакое быть, что онвдругом теле, как иона? Как узнать тогда родной дух, как мимо непройти, если доведётся имвстретиться?