Шрифт:
Закладка:
– Сегодня Хранители спасли нас от рассадника хаоса и беспорядка…
Сердце защемило хуже прежнего, но Король продолжил смотреть. Под руки вывели человека с всклокоченными седыми волосами. Он послал в камеру плевок и прокричал:
– Нас не стереть! Прошлое не стереть! Вы, ублюдки…
Как обычного старика, нарушителя без колебаний отправили в Дом Хаоса. Но Блошиный король знал, что к утру его там не станет.
Потому что жалели только смирившихся.
И устраняли буйных.
Блошиный король выключил планшет и встал.
Значит, надо успеть.
Главное – выяснить, какая его примет Сестра.
***
Кремовые туфли тяжко опускались на холодный, уже забывший солнце, асфальт. Лёгкие сами по себе, сейчас они казались двумя антикварными, чугунными утюгами.
Глория шла домой – медленно, нога за ногу. И кривила лицо, без толку уговаривая себя не плакать.
Слёзы так и туманили глаза. Перед ней всё стоял тот старичок-профессор, а в ушах всё так же гремел его страстный монолог. За те три часа, что она провела, успокаивая его перед неизбежным, мозги Глории превратились едва ли не в энциклопедию – столько ему хотелось ей передать, рассказать…
Ведь старики чувствуют смерть. Ей не было нужды его успокаивать.
– Слушай меня, детка, слушай! То, что существует сейчас, неправильно! Этот Порядок ничуть не лучше Хаоса, что когда-то был… Я вижу, ты меня понимаешь! По глазам вижу, что понимаешь…
Тёплые слезинки текли по щекам. Капали вниз.
Какой славный старик. До чего же славный.
Разумеется, Глория понимала. Да Глория любила прошлое всеми фибрами души! Со всем тем хорошим и нехорошим, что тогда было. Ведь это просто кощунство – забывать. Устранять, унифицировать, делать под одну гребёнку… Создавать идеальный, кукольный, пластиковый мир…
Шагая по переулку, Глория прерывисто вздохнула, стёрла остатки солёной влаги с ресниц.
И увидела, что дорогу ей заступили двое.
– Сестра Глория?
Два Анхеля, одинаковых, как близнецы. Оба – с обнажёнными световыми лучами.
– Да, но что…
Голос мягче взбитых сливок. А под белой пенкой – сталь:
– Вас обвиняют в нарушении Порядка, Сестра Глория.
«Только не бежать, только не кричать!»
Глория вскинула подбородок повыше, изобразила оскорблённую невинность. Но голос застрял в горле и предательски-хрипло пробился наружу.
– Это к… какая-то ошибка.
– Ошибки нет.
Правый Анхель с грацией ягуара зашёл ей за спину. Глория издала смешок. Выдавила гордое:
– Если дело в последнем пациенте – думаю, вы в курсе, что все Сёстры подписывают Обязательство. Мы не разглашаем то, что нам могут сказать. И не занимаемся пропагандой Хаоса.
Анхель кивнул.
– Да, в курсе.
А затем вытащил из кармана нечто и бросил к её ногам.
Взгляд Глории так и застыл на крохотной, будто трупик птенца, книге.
– Сёстры подписывают Обязательство. Однако это не помешало вам хранить дома запрещённые предметы.
Глория молчала, неподвижно стоя меж двух Анхелей. И, в то же время, словно летела в глубокий-преглубокий колодец.
– Мы нашли и остальное, кстати, – небрежно добавил разговорчивый Анхель. – Так что не думайте отнекиваться и оправдываться.
Световой луч поднялся, упёрся кончиком в горло. У Глории вырвался хрип.
– Я…
– Не надо. Не дёргайтесь, и я сделаю всё быстро.
Слёз больше не было. Глория смотрела в бесчувственные, прозрачно-рыбьи, глаза и считала секунды до расплаты.
Один… Дв-ва… Тр…
…А на третьей секунде лицо Анхеля накрыла рука.
Глория увидела грязную перчатку с обрезанными пальцами, заметила заусенец у одного ногтя…
И луч, а за ним и Анхель, начали падать.
– В сторону! – прорычал смутно знакомый голос.
Глория безотчётно метнулась вправо, и нечто огромное, в балахоне, пролетело мимо неё, чтобы врезаться во второго Анхеля.
Придушенный возглас, громкий вскрик… Тишина.
Внезапный вопрос:
– Ты как там, Глория?
Она моргнула. Увидела протянутую ей руку. Приняла.
Некто в причудливом наряде. Узелки, кармашки… старые открытки и листочки из печатных книг, густо нашитые на ткань…
– Вы… Вы кто?
Грустная улыбка на слегка чумазом лице.
– Не знаешь? А ведь мы знакомы.
Жужжание, неясный гул – и лицо поменялось. Один раз, второй, третий…
У Глории голова пошла кругом. Она покачнулась, забормотала бессвязные слова. Человек в балахоне удержал её за плечи. Вернул прежний облик, но почему-то стал ещё безрадостней.
– Ты говорила с профессором, Глория?
– Что? Да. Да, конечно, говорила! Много! – Глория хотела бы соврать, да не смогла. Ощущение, что она попала в какую-то старую сказку, в некое чудо, не проходило. Вот только печаль этого лица…
Вдалеке послышались крики, мелькнули отблески, что дают лишь световые лучи.
Блошиный король вздохнул. Отстранился. И шепнул:
– Прости, – перед тем, как кинуться вперёд и крепко поцеловать её в губы.
***
…Войско Анхелей неслось по пятам. Летело, будто на крыльях.
Он улепётывал от них, словно блоха, которую не до конца раздавили: усталая, полуживая…
В сердце безостановочно крутилась боль. А в мозгу, среди всех переданных, высосанных до капли воспоминаний, царило одно – горько-сладкое, как привкус марципана.
«Прости. Прости, Глория».
Он бежал из последних сил, расшвыривая поздних прохожих. Он больше не прятался – «Узри меня, Параисо!» – и стремился домой, чтобы закончить этот проклятый бой.
Вот и улица, вот и лестница, вот и дом.
Блошиный король ворвался в свою тёплую, тленную нору. Не замечая, что роняет слёзы, добрался до планшета и Клио. С каждой минутой сердцу было всё больнее и больнее.
– Клио… Здравствуй, Клио! Здравствуй, умница…
– Клио приветствует тебя.
Под окном шумела анхельская рать. Рассредоточивалась в поисках нужного дома. Но Блошиному королю было уже плевать на это. Упав перед мерцающей фигуркой на колени, он, будто на исповеди, выложил ей всё, что успел поведать профессор. Что поведала мёртвая теперь Глория.
Казалось, он видит, как с его губ срываются слова. А может, это была финальная галлюцинация. Блошиный король умирал. Уходил в историю, которую любил больше всего на свете. Больше, чем Сестру Глорию.
– И ещё… Чуточку… Самое последнее… – прошептал Блошиный король, дрожащими пальцами набирая команду – «Трансформация».
Голограмма Клио подёрнулась привычной рябью. Вытянулась огоньком свечи. Погасла и вспыхнула с новой силой, в новом обличье.
Тонкие ножки, тонкие ручки. Фарфоровая балерина.
Глория.
Блошиный король улыбнулся сквозь слёзы. Губы помнили поцелуй. И воспоминание это собиралось в вечность.
Ещё минута, полная жгучей боли. Резкая, точно карканье, команда…
А затем Клио ускользнула
