Другим значительным препятствием для осуществления сионистского плана был контроль над Палестиной Османской империи. Не было причин предполагать, что османы задумаются об уступке части своих земель евреям. Герцль предлагал еще одно простое (а для других – полностью несбыточное) решение. Османская империя страдала от острого экономического кризиса, который уже привел страну к потере власти и престижа не только в своих границах, но в том числе и по всему миру. Эту проблему предлагалось решить массированными вливаниями капитала еврейских банкиров в османскую казну. Опять-таки, банкиры не были заинтересованы в участии в этом проекте и считали его смехотворным. Но Герцль все равно верил, что такой подход – это наиболее рациональное решение проблемы.

Герцль рассуждал, что, если османов не удастся убедить отдать Палестину добровольно, их могут заставить это сделать великие европейские державы. Он поставил себе цель добиться от этих держав активной поддержки сионистского проекта, и стремился к этой цели всю оставшуюся недолгую жизнь. Позже это назвали «хартией» – дипломатическим инструментом, дающим евреям право на родную землю в Палестине. Чтобы достичь своей цели, Герцль использовал все имеющиеся в его распоряжении средства и пытался заручиться поддержкой великих держав. Сначала кайзер Германии проявил некоторый интерес к его плану – не потому что беспокоился о евреях, а потому что надеялся получить стратегический плацдарм на Ближнем Востоке. Он даже дал Герцлю две личные аудиенции, чтобы тот рассказал о своих идеях. Но вскоре кайзер потерял к нему интерес. Герцль обратился к соперникам Германии, которые, как и кайзер, не поддержали его.

Хотя Герцль и не получил практически никакой поддержки от двух групп потенциальных спонсоров, чьего расположения он наиболее рьяно добивался – богатых евреев и великих держав, – множество евреев Восточной Европы и Балкан встретили его с огромным энтузиазмом, граничащим с настоящим преклонением. Когда он приезжал к ним, евреи тысячами окружали его, приветствуя Герцля как «царя евреев», несмотря на то что их лидеры-раввины клеймили его еретиком и нарушителем Божьих заповедей, стремящимся разрушить иудаизм. Причины личной популярности Герцля подробно разбирались в научной и массовой литературе. Без сомнения, он стал известен благодаря трем факторам. Во-первых, он выглядел как подобает. Его аристократичная осанка, черная борода и пронзительный взгляд зачастую напоминали облик древнего ассирийского царя. Его «экзотическая» внешность была семитской, но Герцль не был похож на обычного еврея. Сам факт, что он был знаменит среди неевреев, заставлял евреев восхищаться Герцлем. Это похоже на широко известный, но до конца не понятый феномен, когда сила «аутсайдера», пришельца извне, с периферии общества, противопоставляется силе «инсайдера», истинного члена группы. Часто этот феномен связывают с такими личностями, как Наполеон или Сталин. Еще менее поддается рациональному историческому объяснению тот факт, что Герцль излучал то, что его современник, немецкий социолог Макс Вебер, называл «харизмой»: свойство уникальной личности, благодаря которой она отличается от обычных людей. Таких личностей наделяют исключительными качествами. Этим качествам приписывается божественное происхождение, считается, что они присущи тем, кому суждено стать лидером и к кому надлежит относиться соответственно.

Илл. 1. Теодор Герцль создал в конце XIX века сионистское движение и организовал первый его съезд в 1897 году в Базеле (Швейцария). Эта фотография принадлежит художнику-сионисту Эфраиму Лилиену. Она стала каноническим образом Герцля. Здесь он смотрит на Рейн, но мысленно находится в Сионе

Какими бы ни были причины, Герцль потрясающе сыграл свою роль. Ему удалось то, что не удавалось никому из его предшественников. Он созвал международную конференцию сторонников сионизма, которую назвал Сионистским конгрессом. Изначально он хотел провести ее в Мюнхене, но объединенная оппозиция раввинов, как либеральных, так и ортодоксальных, заставила его перенести место проведения собрания в Базель. Конгресс проходил там с 29 по 31 августа 1897 года. Конечно, возникли фундаментальные противоречия между различными участниками этого недавно созданного движения. Но Герцль вместе с Максом Нордау, еще более известным в разных странах немецким писателем (и противоречивой общественной фигурой), которого он назначил своим помощником, управлял движением твердой рукой. В конце концов различные фракции пришли к компромиссу – так называемой Базельской программе:

Сионизм стремится создать дом для евреев в Палестине, обеспеченный публичным правом. Конгресс рассматривает следующие средства для достижения этой цели: 1) содействие соответствующими средствами поселению в Палестине евреев-земледельцев, ремесленников и рабочих; 2) организация и объединение всего еврейства с помощью местных и международных учреждений, в соответствии с законами каждой страны; 3) укрепление и развитие еврейского национального духа и национального самосознания; и 4) подготовительные меры для получения согласия правительств, где это необходимо, для достижения цели сионизма.

Каждый пункт этой программы и тщательно проработанные формулировки согласовали и обсудили во многих подкомитетах конгресса. Особое внимание следует уделить четырем фразам. Здесь не упоминается слово «государство», не говоря уже о «Еврейском государстве». Ряд делегатов (особенно последователи «религиозного сионизма») отвергли этот термин по идеологическим соображениям. Другие опасались, что он будет политически провокационным, особенно для Османской империи. Также нет упоминания о «родине» (не говоря уже о «еврейской родине»): слово «дом» является примерным переводом немецкого Heimstätte, которое более точно можно было бы перевести как «усадьба». Этот термин обычно обозначает место обитания, а не политическое образование. Расплывчатость этого понятия делала его приемлемым для большинства делегатов. Кроме того, термин «публичное право» не относился ни к одному известному своду законов, в том числе к позднейшему международному праву. И наконец, фраза «в соответствии с законами каждой страны» была тщательно разработанной формулой, призванной успокоить тех, кого тревожило влияние программы на безопасность евреев в странах, где они подвергались активным преследованиям и боролись за основные права, не говоря уже о равноправии. Принципиальным также является отсутствие в Базельской программе какого-либо упоминания о возрождении еврейской культуры или иврита, в отличие от «укрепления и взращивания еврейского национального духа и национального самосознания»: первое было бы неприемлемо не только для Герцля, Нордау и других сугубо «политических» сионистов, но также и для скромного меньшинства делегатов, которые были традиционными иудеями или раввинами, отвергавшими любую связь между сионизмом и каким бы то ни было светским, культурным возрождением.

Несмотря на все эти компромиссы, Первый сионистский конгресс был большим успехом для Герцля. Он стал руководителем движения, которое стремился создать с того момента, как ему пришла на ум идея сионизма – идея, встретившая столько сопротивления. После окончания Первого конгресса он записал в дневнике:

Если бы я должен был вкратце резюмировать Базельский конгресс – я воздержусь от того, чтобы произнести это вслух, – я бы сказал: «В Базеле я основал Еврейское государство». Если бы я сказал это сейчас, меня бы все осмеяли. Но если не через пять лет, то точно через пятьдесят все будут знать об этом.

Последователи Герцля часто указывают на то, что через 50 лет и 47 дней, 29 ноября 1947 года, Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций проголосовала за разделение Палестины на Еврейское и Арабское государства. А через 50 с половиной лет после того, как Герцль написал эти слова, 14 мая 1948 года, было создано независимое Государство Израиль.

Эти события в значительной степени оказались возможны в условиях совершенно непредсказуемых политических реалий эпохи после Второй мировой войны. Но более важен здесь тот факт, что успех Герцля на Первом сионистском конгрессе не устранил