Шрифт:
Закладка:
Поскольку в Афинах не существовало черного рынка, нужно было придумать другой выход. Пожилые люди, которые жили с нами в школе, не могли сами продать свои вещи, поэтому они отдавали их мне, чтобы я продавал их на блошином рынке. Как правило, у них была очень красивая традиционная одежда, шитая золотыми нитями, которую надевали в праздничные дни. Она очень дорогая, но приходилось продавать ее за бесценок. Мы так нуждались в еде… Я брал то, что давали мне эти пожилые люди. Они говорили, сколько хотят за вещь, мы договаривались, и, если мне удавалось продать дороже, я оставлял себе разницу, чтобы прокормить семью. Вскоре я понял, что лучший способ продать их одежду – пойти в бордель. Там деньги текли рекой, потому что у этих женщин недостатка в работе не было. И они не задумываясь тратили деньги, если им что-то приглянулось, и никогда не торговались. С другими вещами, однако, приходилось идти на рынок. Там я продал бо́льшую часть вещей сестры, которые она приготовила в качестве приданого.
Что произошло после 8 сентября 1943 года?
Сразу же прошел слух, что Италия попросила о перемирии. В Афинах, насколько я знал, было несколько тысяч итальянских солдат: в казармах и других местах. Я встречал нескольких из них. Но немцы захватили все, и многие солдаты отказывались возвращаться спать в казармы, опасаясь попасть в плен к немцам. В то время я уже общался с бойцами греческого сопротивления и знал несколько семей в городе. Поэтому пытался устроить солдат в семьи, чтобы им не пришлось возвращаться в казармы. Я помог семи или восьми из них. Позже я узнал, что один из них даже женился на дочери из семьи, в которой я помог ему спрятаться. В то же время я хотел укрыть собственную семью. Поскольку мы лишились итальянской защиты, можно было не сомневаться, что рано или поздно нас тоже депортируют.
Немцы начали с решения проблемы итальянских солдат. Они сказали им, что если те хотят продолжать войну на стороне немецких войск, то должны зарегистрироваться в соответствующем ведомстве. Если же хотят вернуться домой, то должны обратиться в другой офис. Большинство отказались продолжать войну на стороне немцев и пошли регистрироваться в указанное ведомство. Через несколько дней им сказали, что если хотят вернуться домой, то должны прийти в определенное место в такой-то день. Это была ловушка: их погрузили в вагоны, почти такие же, как те, что использовались для депортации евреев. Позже я узнал, что их отправили на фабрики в Германии для принудительного труда.
Как вы вошли в контакт с сопротивлением?
Мы с братом познакомились со многими людьми в нашем районе. Когда мы поняли, что легче не станет и что нас, скорее всего, депортируют, мы задумались о вступлении в сопротивление. Мы хотели спасти маму и сестер, отправив их в горы. Проблема заключалась в том, что греческие бойцы сопротивления знали, что мы итальянцы, и не очень-то нам доверяли. Они сказали, что им больше не нужны партизаны в лесах и, чтобы быть полезными, мы должны остаться в городе, помогать в организации диверсий и тайно передавать информацию. Так мы начали проводить небольшие операции. Обычно это происходило вечером, потому что днем мы ничего не могли сделать: было слишком много осведомителей, шпионов и греческих солдат, сотрудничавших с немцами. Поэтому мы ходили по ночам небольшими группами. Мы разделились по районам. Расклеивали под дверьми листовки о том, что вернемся на следующий день, и просили людей дать нам что-нибудь в помощь. В целом люди помогали, хотя это было опасно. Так мы стали αντάρτης – партизанами[8].
В конце концов бойцы сопротивления нашли место в горах, где спрятали мою маму и сестер. Мы с братом должны были остаться жить в городе с одной семьей. Но женщину, которая должна была нас спрятать, раскрыли еще до того, как мы приехали. Мать некоторое время скрывалась вместе с моими сестрами в деревне, но, поскольку не говорила по-гречески, она предпочла вернуться в школу, чтобы быть рядом с нами.
Не пытались ли немцы собрать евреев сразу после того, как вошли в Афины?
Нет, первые несколько месяцев ничего особенного не происходило. Мы слышали о военных поражениях Германии, и люди были убеждены, что в ситуации, когда у немцев есть другие неотложные дела, они не станут депортировать евреев из Афин. В январе или феврале 1944 года всех мужчин-евреев заставили каждую пятницу приходить в кабинет при синагоге и расписываться в журнале. Мы с братом ходили туда с маленьким чемоданчиком, готовые бежать при предупреждении. Но однажды в пятницу, в конце марта 1944 года, мы совершили ошибку, отправившись туда рано утром. В тот день вместо того, чтобы выпустить, нас привели в главный зал синагоги, и служители попросили нас остаться там вместе с другими людьми, которые пришли расписаться. Нам сказали дождаться немецкого офицера, который должен был вот-вот прибыть. На самом деле это был предлог, придуманный немцами, чтобы запустить нас внутрь без лишнего шума. Когда люди приходили расписываться, их отправляли в синагогу. Около полудня, когда увидели, что люди продолжают прибывать, мы поняли, что оказались в ловушке. Окна были очень высокими, и, чтобы увидеть, что происходит снаружи, я забрался на плечи других мальчиков. Снаружи стояло несколько грузовиков СС и немецкие солдаты с пулеметами и собаками. Я предупредил всех, что мы окружены, и если мы не найдем выход как можно скорее, то нас заберут. Большинство людей там были евреями из Афин и окрестностей. В отличие от нас, евреев Салоников, они не видели депортаций и не знали, на что способны немцы. Поэтому они предпочли ничего не предпринимать, уверенные, что нас убьют, если попытаемся уйти до прихода офицера. В два часа дня офицера все еще не было. Однако снаружи все приготовления уже завершились. Нам приказали выйти. Мы оказались в окружении грузовиков и вооруженных солдат. Они кричали: «Los! Los!»[9] – и мы должны были забраться в грузовики. Я не помню, было ли рядом много людей, которые наблюдали эту сцену, но несколько человек точно были, хотя они не могли
