Лукан Сафрона Зандруса

Он опустил бумагу, от отцовского почерка и тяжести откровений у него закружилась голова.

— Не торопись, — мягко сказала Шафия.

Лукан кивнул и сделал глоток джина, снова взглянув на бумагу, когда жидкость обожгла ему горло. Он уставился на слова, последний отчаянный поступок своего отца, написанный, когда жизнь покидала его. Он прочитал их раз, другой, третий, беззвучно произнося слова одними губами.

Значение первого слова, его собственного имени, было достаточно ясным — очевидно, отец предназначал это послание ему. Второе слово, Сафрона, могло означать только город с таким же названием, расположенный на южной окраине Старой империи, город, о котором он много слышал, но никогда не видел своими глазами. Последнее слово — Зандруса — было ему незнакомо. Он пробормотал это слово, пытаясь вспомнить хоть какое-нибудь упоминание о нем. Ничего, даже малейшего проблеска узнавания. Он поднял глаза и встретился взглядом с Шафией.

— Ты знаешь, что такое Зандруса?

Женщина слабо улыбнулась:

— Я надеялась, что ты сможешь мне сказать.

— Тебе оно ни о чем не говорит?

— Никогда не слышала его раньше. Сначала я подумала, что это может быть имя убийцы твоего отца или какая-то зацепка, но... — Она пожала плечами. — Если это имя, то оно мне незнакомо.

Лукан снова заглянул в листок:

— А что насчет Сафроны? Были ли у моего отца там какие-то интересы?

— Никаких, насколько я знаю.

— В этом нет никакого смысла. — Лукан положил листок на стол.

— Ясно одно, — сказала Шафия. — Твой отец использовал последние минуты своей жизни, чтобы написать это послание. Он хотел, чтобы оно попало к тебе. Значит, это должно быть важно.

— Но мы даже не знаем, что, черт возьми, оно значит.

— Тогда ты должен отправиться в Сафрону и это выяснить.

— Отправиться в... — Лукан недоверчиво уставился на нее. — Я не могу просто... Сафрона находится в сотнях лиг к югу. — Он покачал головой. — Нет, мне нужно вернуться в Парву. После смерти моего отца... — Он замолчал, его глаза расширились, когда его осенило. После смерти моего отца теперь я лорд Гардова. Эта мысль оставила горький привкус. — Мне нужно вернуться домой, — продолжил он. — Должно быть, есть дела, требующие внимания. Поместье...

— Об этом всем позаботятся, — мягко вклинилась Шафия. — По завещанию твоего отца я назначена опекуном до тех пор, пока ты не сможешь вернуться и приступить к своим новым обязанностям. Позволь мне пока позаботиться обо всем.

— Но... ты уверена?

— Лукан, ты знаешь, как мало интересовался твой отец делами поместья. Может быть, он и был владельцем имения, но мы оба знаем, кто занимался текущими делами.

— Я знаю, но... Я имею в виду, после стольких лет, неужели ты не хотела бы быть где-то еще, заниматься чем-то другим? Потому что я не стал бы на тебя сердиться, если бы ты захотела уйти...

— Лукан...

— Ты мне ничего не должна, Шафия, ты это знаешь? Это я тебе должен за все то время, что ты терпела мою чушь...

— Лукан, — повторила она резким голосом, каким, бывало, отчитывала его на уроках фехтования. — Поверь мне, когда я говорю, что для меня нет ничего лучше, чем помогать тебе. — Она подняла палец. — И если ты еще раз спросишь меня, уверена ли я, я выплесну этот джин тебе в лицо.

— Ты этого не сделаешь, — ответил он, но на всякий случай поднял свой стакан. — Если серьезно, Шафия, я благодарен тебе за все, что ты сделала для моей семьи. Как сейчас, так и на протяжении многих лет. Моему отцу следовало наградить тебя чертовой медалью.

— Он дал мне кое-что гораздо более ценное.

— И это?

— Цель. — Шафия наклонилась вперед, сцепив руки. — Когда твой отец взял меня к себе на службу, я чувствовала себя потерянной. Я посвятила всю свою жизнь короне Парвана. Шпионаж — это все, что я знала. И когда это закончилось... я не знала, что делать. У меня не было ничего. Ни друзей, ни семьи. Ни будущего. Я спрашивала себя, стоили ли мои жертвы того. Но потом твой отец назначил меня своей управляющей и пригласил в свою семью. Он дал мне новую цель, и я всегда буду благодарна ему за это. Теперь, когда Конрада... теперь, когда твоего отца больше нет, я больше не могу ему помогать. — Она стиснула зубы. — Но я могу помочь его сыну. — Она встретилась с ним взглядом. — Если он меня примет.

Лукан смог только посмотреть на нее в ответ. Он никогда не слышал, чтобы Шафия говорила так долго и с таким волнением. Ей это нужно, осознал он. И мне нужна она, если я хочу разобраться в этой неразберихе.

— Он примет, — ответил он, поднимая свой стакан. — Всегда.

Шафия улыбнулась, напряжение спало с ее лица, когда она подняла свой стакан и чокнулась с ним.

— В таком случае, — сказала она, делая глоток из своего бокала, — мой первый совет тебе, как твоему управляющему, прислушаться к словам твоего отца. — Она указала на листок с кровавыми каракулями. — Я не знаю, о чем думал Конрад в свои последние минуты, но для него явно было важно, чтобы ты отправился в Сафрону и разыскал эту Зандрусу, кем бы — или чем бы — она ни была. Так что выполни его предсмертное желание. Я знаю, что последние несколько лет вы с отцом были не в лучших отношениях, но ты в долгу перед ним. За любовь, которую он питал к тебе, и за любовь, которую, я знаю, ты все еще питаешь к нему. Несмотря ни на что.

— Несмотря ни на что, — тихо повторил Лукан, в то время как горе, гнев и сожаление боролись в его голове. — Я хотел вернуться домой, — продолжил он, уставившись в свой стакан. Это помогало сосредоточиться. — Я думал об этом так много раз. Увидеть старый дом, увидеть отца, извиниться за... — Он встретился взглядом с Шафией. — Я хотел извиниться. За то, что сделал, за то, что сказал. Я ненавидел ту пропасть, которая выросла между нами.

— Я знаю, твой отец чувствовал то же самое.

— Я всегда говорил себе, что время еще не пришло. Я всегда находил оправдание... — Он покачал головой. — А теперь уже слишком поздно.

— Нет, не поздно, — твердо ответила Шафия. — Ты можешь загладить свою