противоположной стороне улицы. Прислонившись спиной к стене дома, он стоял недвижно, напоминая какой-то странный элемент фасадного декора. Должно быть, по этой причине Артем не заметил его сразу, хоть их и разделяло от силы тридцать – тридцать пять шагов. Уже переходя проезжую часть, Артем смог, наконец, разглядеть черты его лица. Резкие, обрывистые, как на комниновских иконах, углы глазниц, надбровных дуг и носа, равно как и вся поза его в целом – руки в карманах пальто, правая нога согнута в колене и уперта подошвой в стену, а также еще что-то – неуловимое и трудно выразимое словами – выдавало в нем дитя Кавказских гор, конкретно – грузина или, быть может, в гораздо меньшей степени, абхазца либо чеченца.

– Эй, друг, огоньком не обрадуешь? – подойдя почти вплотную, Артем едва ли не выкрикнул, стараясь перекрыть порыв ветра. – Спички забыл в гостях.

В ответ византийский лик медленно повернулся в профиль, медленно смерил Артема взглядом, исполненным детского какого-то любопытства, после чего правая рука его медленно извлекла из кармана Ronson великолепной гонконгской ковки и, щелкнув, высекла огонь, вспыхнувший капризным, уязвимым язычком. Артем прикурил. Одновременно с этим кавказец достал из левого на этот раз кармана своего драпового пальто пачку Camel, заглянул в нее, затем скомкал в кулаке и с раздражением, словно бы какую-то настырную и надоедливую тварь, отшвырнул к поребрику.

– Послушай, у тебя есть еще? Дай мне.

Артем протолкнул еще одну сигарету, кавказец запалил ее тем же язычком пламени и тоже затянулся. Некоторое время оба курили молча, в упор глядя друг на друга.

– Вэтэр сэгодня, да? – нарушил молчание кавказец с рассеявшим все сомнения сильным грузинским акцентом. – Холодно, да?

Артем кивнул.

– Чего на улице делаешь?

Артем пожал плечами:

– Стою.

– Я вижу. Стоишь, а не лежишь. Понятно. Я спрашиваю, почему дома не сидишь, в тепле.

«Пидор он, что ли, – чего прицепился…» – подумал Артем про себя, но вслух произнес вполне нейтральное:

– С бабой поругался, вот и на улице.

Лицо грузина вдруг оживилось и, потеряв долю своей монументальности, как бы согрелось на несколько градусов:

– Да, правда? Я тоже. Такое вот совпадэние, правда…

Теперь уже Артем с интересом посмотрел грузину в глаза. «Врет, поди», – подумал он.

– Абидна. Красивая! Абидна, да… Говорила – любит, а сама… Да, нельзя доверять женщине…

Артем усмехнулся:

– Эт-т-ты правильно сказал. Все они… – Артем щелчком избавился от окурка, выбранного едва ли не до фильтра: светящаяся точка стремительно описала вбок короткую настильную параболу и, вконец рассыпавшись в искры, исчезла на мостовой.

– Послушай, я тебя спрошу: ты местный? Ну, из этого города, да? Здесь живешь?

– Ну да, живу, а что? – Артем насторожился.

– Послушай… Меня Мегона зовут, я из Сухуми. Город такой, знаешь? Был когда-нибудь?

– Не-а…

– Хороший город… Только мне туда дороги нет. Понял, да?

– Беженец, что ли?

– Да, бэженец… Десять лет бэженец. – Грузин как-то странно усмехнулся. – Послушай, твое имя как?

– Артем.

– Вот что, Артем. Ты сейчас домой торопишься, да?

Артем вновь насторожился:

– Да нет, не особенно, чего мне дома-то делать – мать да бабка, они настроение не больно подымут, скорее – наоборот. А что?

– Послушай… – Мегона на миг о чем-то задумался, затем, чуть прищурив свои сапсаньи глаза, чеканными перебежками докончил фразу:

– Послушай, я сейчас ужинать хочу, так… Тут есть место одно – недалеко, там меня знают, понял?

– Да, ну и что с того?

– Что… Мне одному скучно, понимаешь, хочу тебя пригласить, так? Пойдешь?

Артем почувствовал, как нарзанный холодок неопределенности быстрой судорогой пробежал по телу:

– Спасибочки, конечно, только у меня бабок нет, голяк, стало быть, на сигареты – и то не наскрести…

Артем развел руками. В ответ Мегона улыбнулся – впервые за время их общения – короткой улыбкой великодушия:

– Э-э-э, ты не понял, да? Я тебя как друга приглашаю, так – не надо денег. Мегона будет платить за все, тебе – не надо, понял? Ну что? Согласен, как?

После Артем говорил, что две подобающие случаю пословицы, про бесплатный сыр и сладкий уксус, пришли в голову одновременно – в один и тот же миг, словно бы единым блоком – как ни пытался он, любопытства ради, выяснить, которая из соответствующих эмоций все-таки была первичной. Впрочем, последующие события в заметной степени очистили Артему память от сонма второстепенных деталей, разрыхлив тем самым почву для всяких домыслов и легкого флера преувеличений – что, откровенно говоря, и делает наши устные повествования сколько-нибудь интересными для слушателей. Так, например, Артем начисто забыл адрес ресторанчика, куда они отправились, – запечатлелось только то, что шли по Колокольной улице, потом свернули куда-то и шли еще, довольно долго. Дорóгой Мегона рассказывал какие-то невнятные истории про своих друзей, в которых фигурировали трудновообразимые денежные суммы и автомобили, все сплошь почему-то – Mitsubishi Pajero. Наконец они пришли, тучный усатый метрдотель поздоровался с Мегоной за руку, что-то пробубнил ему на ухо, от чего тот раздался широченной улыбкой, обнажившей стаю золотых зубов, чередовавшихся со свободными от коронок собратьями с регулярностью фортепьянной клавиатуры:

– Для вас, Мегона Зурабович, кабинетец свободный имеется, да, обслужу лично, так сказать… Постоянного клиента…

– Спасыбо, спасыбо, Сэрожа. – Мегона снисходительно похлопал его несколько раз по плечу. – Давно не виделись, да!

– Давайте-ка я вас провожу, и молодого человека тоже.

Вслед за Сережей, ушедшим вперед утиной, разлапистой походкой давно и неудержимо полнеющего человека, они прошли мимо гардероба какими-то закоулками в зал, пересекли его наискосок, вновь оказавшись среди закоулков, где пахло особого типа борщом, который делали исстари в советских ресторанах и который никогда не варят наши бабушки, и, наконец, очутились в крохотной комнате с сервированным на четыре персоны столом посередине. Здесь Сергей их покинул.

Они разделись. Сняв пальто и сбросив его грудой на спинку свободного стула, Мегона остался в кремовом клубном пиджаке и таких же брюках, однако, слава богу, без галстука – иначе комизм сочетания был бы столь вопиющ, что, помимо воли, мешал бы восприятию слов грузина, буде они произнесены со сколько-нибудь серьезными интонациями. Он поерзал слегка на своем стуле, словно бы проверив его устойчивость, затем поднял глаза и взглянул на Артема с уже знакомым ему сапсаньим прищуром. После он вдруг рывком снял пиджак и сложил его уверенными движениями продавца супермаркета на стул, однако Артем все же успел при этом вполне явственно и однозначно разглядеть черную, с крапчатыми боковыми накладками рукоять пистолета.

– Всо в порадке, друг?

Грузин усмехнулся.

– Угу, – ответил Артем тоном, каким общаются между собой беззаботные синички, облюбовав куст барбариса в городском парке. – Все хорошо, мне здесь нравится…

Вернулся Сергей, волоча две толстенные коленкоровые папки:

– Устроились? Хорошо. Итак, что будем заказывать?

Мегона придвинулся к столу, освободил две верхние пуговицы своей темно-зеленой, в черную полоску, рубашки, на мгновение сверкнув широкой, как личинка майского жука, золотой цепочкой, и взял в руки меню:

– Послушай, дорогой, скажи там