Шрифт:
Закладка:
– Понятно. Я в курсе, что такое «Семья».
Хенрик вспоминает полицейских, стоявших у входа в управление, и думает о Швеции, которая стала крупнейшим в Европе рынком нелегального оружия с Балкан. «Семья» уже давно обеспечивает его доставку по хорошо организованным каналам.
– Густав официально всячески открещивается от своего брата и «Семьи». Он открыл центр для детей в доме, где рос сам, и вкладывает уйму денег в то, чтобы помочь детям из неблагополучных районов встать на правильный путь. Ты хорошо знаешь Мальмё?
Они останавливаются на светофоре, и Лея бросает взгляд на Хенрика.
– Пока не очень, – отвечает он с улыбкой.
– Так ты действительно переехал сюда вчера или об этом тоже наврал?
Лея нервно сигналит впередистоящей машине, водитель которой, кажется, не заметил, что цвет светофора стал зеленым.
– Ты же видела нераспакованные коробки.
– Почему тебя перевели?
– Мне надо было отдохнуть от Стокгольма, – говорит Хенрик, пожимая плечами.
Лея окидывает его взглядом с головы до ног.
– Габриэлла говорит, что ты один из лучших следователей в Швеции.
– Даже так? Ну, не знаю…
– Она утверждает, что ты никогда ничего не упускаешь и никогда не сдаешься.
– Последнее, пожалуй, правда…
– Надеюсь, ты не настолько наивен и самодоволен, чтобы полагать, что ты можешь приехать и начать тут командовать. Я встречала много крутых мужиков, которые считали Мальмё классным шансом, но поверь, им здесь быстро подрезали крылья… Черт, смотрите, куда претесь, – рычит она на двух девочек-подростков, которые выходят прямиком на проезжую часть, так что Лее приходится резко затормозить. – Безнадега. Это дерьмо не разгрести, как мы ни стараемся.
Хенрику знакомо это чувство фрустрации. Работа полицейского похожа на бег белки в колесе.
Они едут мимо идиллической гавани с яхтами и катерами. Спокойное море простирается под Эресуннским мостом вплоть до Копенгагена на горизонте.
– Мы в Лимхамне, это, можно сказать, один из самых престижных районов Мальмё.
Лея сворачивает на улицу с красивыми виллами разной архитектуры.
– Думаю, Густавсгатан – самая дорогая улица в городе. Журналисты только и делали, что описывали в красках прежний дом Златана Ибрагимовича во Фридхеме и дом Йовановича в Лимхамне.
Хенрик напрягается. Такого рода районы его пугают. Лея притормаживает около самого большого дома в конце улицы, ближе всех к берегу и с видом на море. Выкрутив руль вправо, она подает назад и паркуется за черным «порше». Быстрым движением собрав волосы в пучок на идеальной формы затылке, она огрызается:
– Не надо так на меня пялиться.
– Как?
– Как будто видел меня голой.
Устыдившись, Хенрик отворачивается и смотрит на шикарную виллу за ослепительно-белой стеной. Ему не по себе.
– Я буду вести допрос, а ты наблюдай, – командует Лея, вылезает из машины и громко захлопывает дверь.
Хенрик выходит, кивает нескольким коллегам у полицейских заграждений и, наклонившись, пролезает под лентой.
Густав
Бело-голубая полицейская лента опоясывает сад, а ведущая к дому дорога блокирована полицейскими машинами. Густав никак не может отделаться от воспоминаний о частых визитах полиции в Росенгорд, район его детства, которые были похожи на военные операции. Но за одиннадцать лет жизни в ослепительно-белом Лимхамне ему ни разу не доводилось видеть так много полицейских одновременно.
Через кухонное окно он наблюдает за тем, как любопытные ротозеи собираются на улице рядом с домом. Они снимают на мобильники, и Густава подташнивает при мысли о том, что они вообразили о произошедшем.
Никто ничего не слышал о Карро. Мать по-прежнему не отвечает на звонки, и это пугает. Густав вертит в кармане кольцо и пытается справиться с учащенным сердцебиением.
Двое в штатском заходят на кухню.
– Здравствуйте, Густав, меня зовут Лея Каплан, я следователь.
Он очень хорошо знает, кто она. Лея часто мелькает в СМИ с комментариями о работе полиции, и она дочь владельца одного из магазинов ковров. Ему и в голову не приходило, насколько это прибыльное дело, пока он не увидел дом, в котором Лея выросла.
– Мы учились в одной школе, – говорит он Лее и протягивает руку.
– Правда?
Лея смотрит на него с удивлением. Она на несколько лет моложе, и, вероятно, девочке из приличной семьи негоже было запоминать таких соучеников, как он.
Когда Густав переходил после обязательной девятилетки в старшие классы, родители отдали его в частную школу. Впахивали на двух-трех работах, подрабатывали в такси, чтобы оплатить учебу и подарить сыну лучшую жизнь, которой они были лишены. Когда он появился там в своем адидасовском тренировочном костюме, он сразу понял, насколько отличается от таких, как Лея, и других представителей обеспеченного среднего и высшего класса, которых в этой школе было большинство. Это был новый мир, совершенно не похожий на район его детства. Девушки даже не смотрели в его сторону. Лея в том числе.
– Это мой коллега Хенрик.
Густав пожимает Хенрику руку и застывает с открытым от удивления ртом.
– Киллер?
Это не может быть правдой. Каким образом Хенке Хедин оказался у него на кухне?
Хенрик поднимает руки, в точности как тот Киллер, которым он был на площадке. Офигительная история успеха, тоже сделал себя сам, начав с нуля.
В офисе у Густава висит большая фотография Хенрика в тот момент, когда он достиг пика своей карьеры, забив после невероятного сольного финта победный гол с середины поля в Эль-Класико на до отказа забитом «Камп Ноу». Густав знал, что он стал одним из лучших следователей в Швеции, но понятия не имел, что он работает в Мальмё.
– Вы должны найти их, – говорит он, похлопав Хенке по плечу, более мощному, чем представлял себе Густав.
Под футболкой Хенрика скрываются огромные бицепсы, и он на несколько сантиметров выше Густава с его метром девяносто – смотрится просто каким-то гигантским викингом рядом с ним. Густые светлые волосы собраны на затылке в характерный пучок, а ледяной взгляд голубых глаз может заставить содрогнуться любого. В голове не укладывается, что Киллер находится здесь, у него дома.
В других обстоятельствах Густав счел бы это каким-то знаком, что ли.
Лея подвигает стул.
– Присядем?
– Вы объявили их в розыск? – спрашивает Густав, чувствуя, как течет под рубашкой пот. – Отсюда до Дании час пути.
Ножки его стула скребут пол, когда он отодвигается от стола.
– Я понимаю ваше беспокойство, – говорит Хенрик, усаживаясь напротив. – Мы разослали информацию и фотографии Каролины и ваших дочерей в таксомоторные компании и водителям автобусов. Патрульные обходят ближайшие районы и опрашивают соседей.
В общем, это означает, что СМИ вот-вот разнюхают,