заметила. Оно просо светилось любопытством. – Уважаю самодостаточных женщин.

– Я была замужем, – отрезала графиня, чтобы закончить эту неприятную тему.

Только герцогу стало очень интересно, откуда здесь взялась эта нетривиальная личность, и он продолжил допрос:

– Раз вы покупаете костюмы в благотворительных магазинах, я смею сделать вывод, что с финансами у вас не густо. Почему вы не дали ребенку имя рода отца? Или там поживиться было не чем?

– Ваша светлость, а вы не можете предположить, что я захотела приобрести костюм от Грандона. Но покупать его по полной стоимости посчитала невыгодным, – парировала она.

– Тогда вы точно в сговоре с моим камердинером! – прищурился Алан. – Еще три дня назад этот костюм точно висел в моем шкафу.

– Да не знаю я вашего камердинера, я… – она хотела снова сказать насчет магазина. Но в это время музыканты замолчали, и графиня резко перевела тему разговора:

– Ваша светлость, музыка закончилась. Проводите, пожалуйста, меня на место.

Оставив Марьяну в кресле у стены, Алан направился к Ардон. Со старухой герцог был знаком очень давно, еще с той поры, когда сам жил в Орбурге. Поэтому ее он и решил расспросить о неожиданно понравившейся женщине с ребенком.

– Как поживаешь, матушка Регина? – поинтересовался мужчина у старухи с деловым видом набивавшей свою неизменную трубку.

– Табак есть, следовательно, хорошо! – Ардон сделал первую затяжку, пыхнув на Алана вонючим дымом.

– Фу, какая гадость, – поморщился тот в ответ.

– Эх, молодежь, ничего вы в хорошем табаке не понимаете! – скривилась старуха. – Но тебе придется выбирать: или получить ответы на свои вопросы, или уйти ни с чем. Ты ведь не свое почтение выразить подошел?

Высказав предположения, Ардон засмеялась скрипучим смехом свойственным старым курильщикам.

– А если золотой? – Алан прекрасно помнил ее страсть к спорам именно на эту монету.

Старуха жалобно скривилась, со вдохом отложила трубку в сторону и грустным голосом произнесла:

– Умеешь ты, шельмец, уговаривать! Присаживайся, поговорим, – и указала клюкой на соседнее кресло. – Заинтересовала девочка?

– С чего ты взяла? – вопросительно выгнул бровь герцог.

– Другой причины не вижу, зачем я тебе понадобилась, да еще и так! – фыркнула старуха, взглядом указывая на золотой, который Алан положил на край стола намекая, что он его отдаст, когда получит ответы на свои вопросы.

Не зря он пошел к Ардон, совсем не зря. Наблюдательности старой сплетнице был не занимать.

– А если и так? – хищно оскалился Голденброук. – Или я совсем плохой жених?

– Почему плохой? Если ее твоя внешность не испугает, ты можешь стать отличным мужем и отцом, – прищурилась собеседница.

– Сразу таки мужем? – оскал с лица исчез. И было непонятно, то ли он реально загрустил, то ли просто хорошо играет на публику.

– Сразу, – отрезала старуха. – Девочка хорошая, а натерпелась на годы вперед. Это же надо было рискнуть родить в одиночку и пережить разговоры Орбургских кумушек.

– Да-а-а, – издевательски протянул герцог, – кумушки – это сила.

– Это вы мужики непрошибаемые. А трепетное женское сердце они могу очень сильно ранить!

– Хватит морали мне читать, рассказывай все, что про нее знаешь! – внезапно переменил тон Алан, став в одно мгновение холодным и расчетливым герцогом. Словно этим холодом отгородился от старухи и теперь приготовился бесстрастно внимать ее рассказу. – Чья она? Почему я графов Розенталей не помню?

– Почему не помнишь, я не знаю, – старуха развела руки в стороны и каркающе рассмеялась. – Розенталь – фамилия ее матери. Она ее приняла, как получило захудалое графство в наследство. По мужу матушка была Минихан. Вы с Чарльзом, её двоюродным братом, вроде даже учились вместе,

– С Чарльзом? – по тону герцога стало понятно, что этот факт его сильно задел, словно они с Миханом были врагам, хотя всегда числились в друзьях. – А ребенок чей?

– Она утверждает, что Вереса Родвэя. Помнишь героя скихской войны? И ходят слухи, что они успели обвенчаться до его гибели.

– Родвэя помню, – согласно кивнул герцог. – Он был хороший, правильный мужик. Тогда я не пойму одного, почему она не взяла родовое имя мужа? И почему он на этом не настоял? Моя женщина будет обязательно Гольденброук.

– Милок, ты других по себе не ровняй! – фыркнула Ардон, подхватывая золотой и отправляя его в карман. – Больше я тебе вряд ли что расскажу!

Время подходило к девяти. Марьяна уже поглядывала на часы, собираясь забрать Вереса и поехать домой, как перед ней снова нарисовался герцог с его неизменной кривой улыбкой:

– Мадам, разрешите вас пригласить на танец?

– Герцог, простите за нескромный вопрос, а вы хорошо знакомы с правилами светского общества? – Марьяна, склонив голову, изучала лицо мужчины. На нем после ее вопроса не дрогнул ни один мускул.

– Вы про второй танец симпатий? – уточнил он. – Я еще не совсем старик и кое-что помню. Теперь ответ за вами.

Дело в том, что в обществе на один танец можно пригласить кого угодно без последствий для репутации. Второе приглашение означало симпатию. И если девушка соглашалась, то это говорило о взаимности. А третий танец за один вечер орбургские кумушки приписывали негласной помолвке.

Марьяна еще раз посмотрела на обезображенное лицо герцога и с удивлением обнаружила, что не испытывает неприязни или отвращения. Ее действительно тянуло смотреть ему в глаза. Это симпатия? Наверное, так оно и есть. Поэтому она коротко улыбнулась и протянула руку, еще раз отмечая его горячие пальцы.

Когда они вышли на середину зала, и он притянул женщину чуть ближе чем полагалось по этикету, Алан с усмешкой уточнил:

– Марьяна, а на третий танец вы бы со мной согласились?

– Сегодня, точно нет! – рассмеялась она.

– Все-таки лицом не вышел? – скривился он. Было непонятно, то ли это ирония, а то ли что-то боле грустное. – Или недостаточно для вас богат?

– Не то и не другое, – кокетливо улыбнулась графиня. – Просто моему сыну через пятнадцать минут положено лежать в кровати. А так как я ему и за маму, и за папу, и за всех нянек разом, больше здесь оставаться не могу.

– Что же вы раньше-то не сказали! – притворно огорчился Голденброук. – Я бы тогда не терял время, а танцевал с вами все танцы подряд.

– Я вам так не понравилась?

– В смысле? – растерялся мужчина.

– Вы хотели уморить меня танцами без отдыха!

– Если бы я и хотел вас чем-то уморить, то совсем не танцами! – его здоровый глаз сверкнул, словно внутри был припрятан фонарик.

Розенталь же растеряно посмотрела, не понимая подоплеки его слов. Дело в том, что у графини была своя тайна, которую она берегла как зеницу ока.

Музыка закончилась. Но Алан не отпустил женскую руку.

– Герцог, меня не