Лобо

Гейл суетится, поглаживая мои костяшки пальцев, когда я убираю руку от нее.

— Я в порядке, — говорю я, дотрагиваясь до ее лица и поглаживая рыжие волосы за ее ухом. — Я больше беспокоюсь о тебе.

Трудно сохранять спокойствие, когда ее запах наполняет комнату. Ворваться внутрь и найти ее в беде, заставило меня впасть в ярость. Когда угроза устранена, я достаточно спокоен, чтобы понять, что, черт возьми, здесь произошло.

— Он почти не прикоснулся ко мне, прежде чем ты пришел сюда. Ты…? — она смотрит на компьютер, который лежит на полу. Я куплю ей новый, но нам есть что обсудить.

— Да. БезумныйЧеловекВолк37, — я киваю. — От первого до тридцать шестого были взяты.

Как получилось, что я нашел ее? Моя девочка-геймер. Та, с кем я жаждал поговорить. Несколько часов назад я думал, что невозможно заставить ее встретиться со мной. И теперь я знаю, что это был ее аромат на свадьбе. Похоже, судьба считает себя уморительным ублюдком.

— Ты уверен, что твоя рука не сломана? Должна быть… так, как ты его ударил…

Я ухмыляюсь. Мне нравится, что она беспокоится обо мне.

— Я быстро выздоравливаю, — объясняю я, задаваясь вопросом, как много она знает.

Холли рассказала ей о Варгре? Она знает, что такое волвен? С ее вопросами я бы сказал, что это маловероятно.

Я обхватываю ее за талию одной рукой и поднимаю, а свободной рукой снова ставлю стол прямо, усаживая ее на край. Она маленькая, совершенная, с формами, за которые мужчина отдал бы жизнь. Эти ярко-зеленые глаза, это темно-зеленое свободное платье в стиле тридцатых годов, рубиново-красная помада и очки «кошачий глаз». Как будто она вышла из одного из классических фильмов, которые были в моем детстве, как секс-бомбы, фотографии которых солдаты вешали над своими койками.

«Перестань думать о ее теле, Лобо. Сосредоточься».

Мне приходится напоминать себе, как быть джентльменом, чтобы не скользнуть пальцами под край ее юбки и не трогать ее, пока она не выкрикнет мое имя и не намочит мою руку.

В ту минуту, когда я вошел в магазин и почувствовал ее запах, я понял. Мое тело знало.

Я вжимаюсь между ее ног, раздвигая их талией, пока она смотрит мне в глаза.

— Скажи мне, что мне нужно знать, — говорю я, пытаясь смягчить слова с требования на просьбу, и поглаживаю ее щеку большим пальцем. — Ты в безопасности со мной. Я не буду судить тебя. Как ты с ним связана, monfemme (прим. пер. — моя жена)?

Я чувствую ее дрожь. Если бы продвинулся еще на дюйм, мой набухший член упирался бы в ее вход. И черт побери, если для этого не требуется сознательное усилие. Джинсы, которые я ношу, не в моем обычном стиле. Они толстые и тяжелые, все еще промокшие от дождя, сдерживающие то, что в противном случае было бы очевидно с сотни шагов.

Когда я был молод, синие джинсы были рабочей одеждой, а когда я снял форму, я носил отутюженные брюки, подтяжки и белую рубашку. Это не считалось формальным, просто то, что носил мужчина. Это по-прежнему моя повседневная одежда, но, как говорится, в каком народе живешь, того обычая держись. Когда я начал ходить в игровой клуб, стало ясно, что мой личный стиль будет привлекать больше внимания, чем мой размер, поэтому я ношу то, что подходит толпе.

— Это место недешевое, — говорит она чуть пронзительным голосом, опуская глаза, и я подношу большой палец к ее подбородку, привлекая ее взгляд к себе. Я хочу, чтобы она доверяла мне. Она мне нужна. Ничто из того, что она могла бы сказать, меня не разочарует, но если у нее возникнут проблемы, я помогу ей с ними справиться. Я позволяю своему большому пальцу скользить по ее губам, скользя в ее рот, и она втягивает его внутрь. Она растворяется во мне. — Эти парни, — бормочет Гейл, — они платят мне за посылку раз в месяц. Я не вмешиваюсь, просто передаю то, что мне дали, и получаю деньги.

— Ты мул, — киваю я.

Она моргает и вздыхает, прежде чем кивнуть.

— Я идиотка. Я знала, что то, что делаю, незаконно, но…

— Ты не идиотка. Никогда не говори так о себе. Тебе нужны были деньги.

— Не только это. Звучит глупо, но моя жизнь была скучной. Я управляла этим местом со счетами, которые не могла оплатить, и клиентами, которые ничего не покупали. Взяв эти пакеты, я почувствовала себя ожившей. Я люблю это место, но оно меня угнетает. Моя бабушка купила его, чтобы спасти от превращения в жилье. Она работала здесь, когда это был театр. Когда моя мама унаследовала его, она управляла им как книжным магазином, но когда она умерла и оставила его мне, он уже нес убытки.

— А как насчет твоего отца?

Она качает головой.

— Я не знаю, кто он. Моя мама была… немного богемной. Вся моя семья. Я нормальная.

Гейл смеется, и улыбка озаряет ее лицо. Только из-за этого я улыбаюсь, зная, что мои клыки обнажаются, но мне все равно. Рано или поздно ей придется узнать, кто я такой.

— Нет ничего плохого в том, чтобы не следовать за толпой, — говорю я. — Но я должен знать… ты похожа на свою маму в этом аспекте?… Свободна духом.

Я скриплю зубами на словах. Я ничего не боюсь, но ждать ее ответа страшно.

— Наверное, в некотором роде, — она вздыхает, когда мое сердце ноет. Мысль о том, что кто-то другой мог прикоснуться к ней… — Но не моим телом, — быстро добавляет она, ее щеки краснеют. — Вообще-то я никогда… Не то чтобы тебе это нужно знать. Я даже не знаю, зачем я тебе все это рассказываю. СМИ, верно?

Моя голова кружится. Сострадание борется с желанием требовать то, что принадлежит мне. Мне нужно знать, что она имеет в виду. Мне нужно знать, есть ли еще какой-нибудь ублюдок, которого мне нужно убить сегодня вечером.

— Что такое СМИ? — спрашиваю я в изумлении.

— Слишком много информации. Типа… я говорю тебе то, что тебе знать не обязательно.

Я качаю головой на рычание.

— Не СМИ. Мне нужно знать. Тебя когда-нибудь трогали? Кто-нибудь когда-нибудь… — рычу я, чувствуя, как напрягается все мое тело.

— Трогали? Я не… о Боже, — выдыхает Гейл, когда я наклоняюсь вперед, позволяя своей твердости прижаться к ее призу. Клянусь, я чувствую жар, исходящий от ее входа. Первобытная потребность почувствовать больше охватывает меня, пока я изо всех