Шрифт:
Закладка:
– Бедняжка просто о тебе заботится, – вставил Азиз.
Сэм бросил на друга неприязненный взгляд.
– Скажи, во сколько ты сегодня встал?
– Я? Как обычно, ни свет ни заря.
– Да что ты? А может, это похмелье пробудилось прежде тебя?
– Можно подумать, это я сейчас похож на депрессивного немецкого клоуна!
Пока они свирепо ели друг друга глазами, тетя Нусси спросила Персис, как прошел вчерашний вечер.
– Ты такой замечательный праздник пропустила. Я хочу сказать: кто же работает в канун Нового года, милая?
– Любой, у кого есть хоть капля чувства долга, – пробурчал Сэм.
– Какой прок от этого старой деве?
Мамина младшая сестра была еще одной причиной, по которой Персис согласилась на ночное дежурство в канун Нового года. Только так она могла избежать званого вечера в доме тети, которая бы обязательно в очередной раз попыталась каким-нибудь хитрым способом свести Персис со своим пустоголовым сынком. Проблема была даже не в том, что Дарий Хамбатта приходился Персис двоюродным братом. Парсы долгое время вполне приветствовали браки между кузенами, чем, по ее мнению, в конце концов и поставили себя на грань вырождения. Гораздо больше ее отталкивал сам вид пускающего слюни Дария в начищенных ботинках и плохо сидящем костюме-тройке; вдобавок так он походил на какое-то животное, собирающееся через маленькое отверстие отложить большое яйцо. Уже одного этого было достаточно, чтобы их брак не состоялся.
Иногда Персис задумывалась, не пошла ли она в полицию просто из-за желания что-то доказать окружающим. Предполагалось, что после окончания школы она полностью посвятит себя замужеству и продолжению рода. Но однажды ночью в ней зародились и завихрились, как дым, собственные желания.
Персис выбрала службу в полиции, потому что это соответствовало ее собственному представлению о морали и нравственности, ее желанию уравнять чаши весов в стране, где богатым и влиятельным людям могло сойти с рук даже убийство. В каком-то смысле она также пыталась сравняться с матерью. Саназ Вадиа все признавали женщиной с твердыми принципами. И, хотя Персис едва ее знала, она постоянно ощущала рядом ее присутствие.
За завтраком Персис принялась делиться планами насчет предстоящего расследования. Она рассудила, что скрывать его нет смысла: все равно новость об убийстве скоро попадет в газеты, и тогда поднимется такой шум и гам, что сможет и мертвых разбудить. И все только потому, что сэр Джеймс – англичанин. Будь на его месте целый миллион индийцев, их убийства все равно никто бы не заметил.
Чем не ирония судьбы?
Де-юре британцы, может, и покинули Индию в начале нового десятилетия, но де-факто многие из них остались в стране. Если точнее, больше шестидесяти тысяч человек (судя по последним подсчетам). Одни просто доживали свой век на обломках империи, другим нужно было либо вести бизнес, либо сворачивать его, третьим – таким, как Арчи Блэкфинч, – было велено помочь Индии подняться с колен. Ведь одно дело – встать во главе такой большой и неповоротливой страны, как новая республика, и совсем другое – по-настоящему заняться монументальной задачей ее управления.
Сэм помрачнел, отложил вилку и отодвинул от себя блюдо.
– Англичанин, – произнес он сухо и скривился, так что его седеющие усы тоже сморщились. Свет, лившийся в окно, отражался от его лысины. – Ты собираешься опорочить имя своей матери, расследуя убийство британца?
– Маму убил не британец, – возразила Персис. – Ей не нужно было ходить на тот митинг.
Как только эти слова сорвались с ее губ, она пожалела, что не может взять их обратно.
Сэм напрягся, по его телу пробежала легкая дрожь. Не говоря ни слова, он развернулся и удалился в направлении своей комнаты. В резко наступившей тишине было отчетливо слышно, как скрипит правое колесо его инвалидного кресла.
– Тебе не следовало так говорить, Персис, – подала голос тетя Нусси, как только дверь за Сэмом закрылась.
Персис воздержалась от замечания, что тетя сама не раз говорила ровно то же самое. И что на нее нашло, что она так расстроила отца? Возможно, причина была в том, что она полночи провела, беспокоясь, как он воспримет ее участие в этом деле. Сэм многое мог простить англичанам, но только не гибель жены.
Входная дверь открылась, и в комнату ворвался Кришна – водитель и слуга ее отца.
Этот пузатый шестидесятилетний уроженец юга Индии с темной, как оникс, кожей, служил семейству Вадиа большую часть последних двадцати лет. Для самой Персис он был кем-то вроде няньки. Его жена и шестеро детей проживали в деревне в кераланской глуши, куда он каждый месяц исправно посылал деньги. Кришна был самым неумелым водителем из всех, кого знала Персис, но Сэм даже не думал от него избавляться. Слишком многое связывало этих двоих – солдата и генерала.
Кришна повернулся к Персис и прохрипел:
– Там внизу какой-то человек хочет вас видеть, мадам.
Персис спустилась по лестнице в магазин, войдя туда с черного хода.
Внутри царил безошибочно узнаваемый мускусный аромат старых и новых книг, который всегда завораживал ее. Книги стояли на прогнувшихся полках, лежали грудами на столах или были собраны в башни высотой футов в восемь – так что получался на редкость запутанный лабиринт, в который осмеливались ступать только самые заядлые библиофилы. Вот уже много лет Персис пыталась навести здесь хотя бы подобие порядка – и все без толку. Отец наблюдал за ее попытками с неизменным высокомерием: он прекрасно понимал, что человеку в здравом уме нечего и надеяться совладать с царящей в магазине неразберихой.
– Но как же здесь хоть что-нибудь отыскать? – причитала Персис.
В ответ Сэм ухмылялся и постукивал себя по лбу.
– Все находится здесь, дочь моя.
«Книжный магазин Вадиа» располагался на углу Нариман-Пойнт, в южной оконечности Бомбея, между винной и текстильной лавками. Когда Августовское движение – оно же движение «Вон из Индии!» – только начало набирать силу, отец Сэма Дастур Вадиа открыто поддерживал британцев, но его магазин был так хорошо известен, что это мало отразилось на продажах. И только когда повстанцы перешли от слов к делу, отец и сын оказались перед выбором: либо продолжать поддерживать деспотов и оккупантов, чьи все более отчаянные попытки сохранить статус-кво приводили к ужасающим вспышкам насилия, либо встать на сторону соотечественников.
Пришло время взглянуть правде в глаза.
Так семья Вадиа связала свою судьбу с революционерами. Дастур стал подпольно печатать и распространять пропагандистскую
