бы начать с последнего пункта — подобрать какой-нибудь автомобильчик, да одним рейсом управиться, но интуиция подсказывала, что лучше сейчас не шуметь. Поэтому транспорт он оставил на завтра — завести и уехать. А пока просто присматривался, запоминал, что где есть подходящего. Ну и ключи собирал, если те попадались.

Находки Эдик сгружал «у себя» в пустующем гараже. Там же решил ночевать, когда свечереет. В доме, безусловно, удобнее — кровати, подушки, прочий уют — но уж больно хлипкие двери. И с остеклением перебор. А здесь четыре глухие стены, стальные ворота и пара окошек, в которые и кошка не сразу пролезет.

Так что ну его, эти удобства. Безопасность — превыше всего.

Явных угроз вроде не наблюдалось, но Эдик перестраховывался: то и дело оглядывался, прислушивался, реагировал на каждый подозрительный шорох. И конечно же, при первой возможности обзавёлся очередным топором. Не бог весть какое оружие, но с ним он себя гораздо уверенней чувствовал.

У первого погреба простоял минут десять — набирался решимости. Набрался, с натугой потянул крышку лаза, с опаской посмотрел в темноту… всё ждал — а ну, как там жуткая тварь притаилась. Очень даже возможно, с его-то везением. Но на этот раз обошлось. Он выдохнул с облегчением, спустился по шатким перекладинам приставной лесенки и не сдержал восхищения:

— Вот тут запасов! На всех моих менникайненнов хватит!

И действительно, полки оказались забиты разномастными банками. От литра до трёх. С самым разнообразным содержимым. Пришлось повозиться, пока выбирал, но зато с продуктовой программой закончил. Составил в подвернувшийся мешок из-под сахара самодельную тушёнку, ассорти из перцев, огурцов, помидоров, и какой-то компот. На раз поесть, хватало с избытком, а дольше, чем на день, он здесь задерживаться не собирался. По крайней мере, надеялся, что не придётся.

Дальше пошло немного быстрее. Эдик бегло осматривал очередной двор, нырял в дом, там по-шустрому всё обыскивал. Кроме огнестрела, его интересовали ножи, патроны и сопутствующая амуниция. Попадался рюкзак — брал рюкзак, попадался спальник — брал спальник. Ножи охотничьи тоже брал, причём в количестве себя не ограничивал. Вроде как, и не надо столько, но не мог удержаться. Была у него такая слабость. К ножам.

Один клинок сразу повесил на пояс. Новенький, муха ещё не сидела. С толстеньким обушком, бритвенной, ещё заводской заточкой и увесистой рукоятью с деревянными накладками. На лезвии гравировка — парящий беркут на фоне горных вершин. На добротных кожаных ножнах — тиснённый рисунок всё того же беркута с острым изогнутым клювом. Нож от кизлярских мастеров-оружейников, ну, как от такого откажешься?

А вот на вещи и обувь он даже и не смотрел. Своё — оно, как-то, привычнее. Да и мало что могло сравниться с его одеждой из кожи Антрацитового Аспида. Глупо менять на синтетику — второго такого комплекта на Земле и не сыщешь, поди.

На кухню заскочил лишь единожды, в самом начале поисковой операции. Там разжился буханкой серого хлеба — чёрствого, но без плесени — прихватил коробок спичек, да под руку подвернулась пара-тройка свечей. Тоже взял — мало ли пригодится. Холодильник открывать не рискнул — в памяти накрепко засели недавние впечатления.

Моральная сторона вопроса Эдика мало заботила. Он не мародёрствовал, не грабил, не разворовывал чужую собственность. Он выживал. Кроме того, в Аркенсейле законы другие. А буде найдутся моралисты и начнут обвинять в недостойных поступках, они могут сразу идти лесом. Пусть их там медведь сожрёт. Или чёрные недоорки.

А за свои поступки Эдик сам ответит. Так привык. Всегда отвечал.

***

Последнюю ходку он сделал, когда покрасневшее солнце коснулось верхушек деревьев. Скинул скарб в общую кучу, оценил количество добрища и решил на сегодня закончить. Хватало. Причём обыскал всего два десятка домов. К сельсовету и дальше он даже не сунулся. Во-первых, не хотел снова рассматривать остатки людоедского пиршества. Во-вторых, останавливало нехорошее предчувствие. А в-третьих, с этим бы разгрести.

Эдик запер ворота, задвинул засов, пощёлкал выключателем на стене. Безуспешно.

— Странно. Провода на столбах вроде целые были.

Впрочем, от благ цивилизации он давненько отвык и заранее подготовился. Достал из запасов свечку, чиркнул спичкой, пересадил дрожащий огонёк на фитиль. Когда тот разгорелся, светлее намного не стало, зато на душе потеплело и появилось ощущение… какого-то спокойствия, что ли.

Теперь можно и временное обиталище рассмотреть не спеша. Чем он и занялся.

Кстати, первые впечатления не ахти.

Стоялый, прокуренный воздух, пропитанный парами бензина. Дощатый пол в чёрных пятнах машинного масла. Шагрень штукатурки с разводами давнишней побелки. Потолок не подшит — над головой только балки, стропила и листы профнастила. В углу громоздилась груда ненужного хлама, другой занимал стол-верстак, рядом стояло облезлое, затёртое кресло. Вот, в принципе, и вся обстановка.

Даже пещера магистра выглядела поуютнее. Но выбирать-то особенно не из чего, поэтому Эдик не стал привередничать. На ночь и это жилище сойдёт

Угол столешницы прикрывала газетка, придавленная парой ржавых ключей семнадцать-четырнадцать. Для надёжности, чтоб не слетела. На газетке — початая бутыль самогона, гранёный стакан, банка с мутным рассолом, открывашка с расколотой ручкой и пепельница, полная смятых окурков. Здесь, похоже, хозяин прятался от жены. Искал в алкогольной нирване отдушину от житейских невзгод.

Эдик брезгливо отодвинул вонючую пепельницу, плеснул немного в стакан, понюхал, с омерзением сморщился — в нос ударил дух ядрёного первача.

— Да-а, не дорнийское.

Естественно. Откуда бы здесь дорнийскому взяться?

Пить он, конечно, не стал — такое с души воротило. Но, как ни странно, сивушный запах сработал хлеще иного аперитива. В животе заурчало, засосало под ложечкой, во рту забили фонтаны слюны. Он бы сейчас целого быка, наверное, съел. С удовольствием. Если б дали.