времени, как ни в чём ни бывало, продолжая отыгрывать назначенную мне Константином Брониславовичем роль. Если бы те, кто приложил руку к гибели товарища Калиновского, вскоре не предприняли попытку уничтожить и меня тоже. Ведь последнее означало лишь одно — я для них раскрыт, как хранитель, что ли, завещания товарища комкора. Даже странно, что впоследствии меня вновь не попытались ликвидировать. Возможностей-то имелось более чем достаточно. Видимо, очень достоверно отыгрывал роль потерявшего память человека, даже после того, как она начала постепенно возвращаться ко мне. — Врал ли в этот момент Геркан? Ну конечно врал! От начала и до конца! Только вот уличить его во лжи ни у кого не имелось ни малейшей возможности, ибо сравнить его «показания» было попросту не с чем и не с кем. Да и сам комроты очень тщательно продумывал и даже десятки раз проговаривал вслух самому себе то, что собирался произнести на сегодняшней встрече, дабы выглядеть более убедительным в глазах слушателя и не попасться на каких-либо логических ошибках.

— И какую же роль отводил вам Константин Брониславович? — всё же не выдержал Сталин и задал первый уточняющий вопрос, стоило его гостю вновь потянуться к чашке, чтобы отдать должное терпкому и ароматному напитку.

— Самое позднее — к середине 1938 года, не без его активной поддержки, я был обязан подняться с должности комбата одного из батальонов 1-ой танковой дивизии до командира этой самой дивизии. Ведь, даже будучи вторым человеком в УММ, товарищ Калиновский не обладал достаточной силой, чтобы в открытую бороться со вскрытыми им заговорщиками, которые планировали провести в означенном году вооруженный государственный переворот. Ему была потребна реальная боевая мощь. Потому он сделал вид, что согласен примкнуть к команде Тухачевского, если с ним тоже поделятся реальными возможностями. Как объяснял мне впоследствии свой поступок сам Константин Брониславович — «Пусть друзья всегда будут под рукой, пусть враги будут еще ближе». Именно для этого меня, по сути, конструктора боевых машин, в негласном приказном порядке отправляли учиться на командный факультет Военной академии механизации и моторизации. Хотя куда логичнее было бы распределить на инженерный или же промышленный, чтобы я продолжал создавать новую технику, но уже на более высоком техническом уровне. Однако, как бы я лично ни был обижен на подобный ход событий, в конечном итоге осознал, что у него имелось две непреодолимые преграды, оставившие лишь такой выход из складывающегося положения. Во-первых, Тухачевский, запретивший назначать меня на любые должности в любых конструкторских бюро, не собирался отзывать этот свой опять же негласный приказ. А, стало быть, наглядно демонстрировал всем и каждому, кто в доме под названием Управление Механизации и Моторизации настоящий хозяин. Фактически уничтожая через моё показательное унижение авторитет самого товарища Калиновского, чьим протеже я выступал в УММ. Во-вторых, у товарища Калиновского банально больше не нашлось под рукой достаточно верного человека должной квалификации, который мог бы справиться с подобной задачей. Он и ко мне-то присматривался на протяжении нескольких лет, сделав своё предложение лишь после того, как меня практически полностью раздавил Тухачевский. — Временами прерываясь, чтобы подобрать нужные слова и показательно заламывая пальцы на руках, принялся жаловаться на жизнь свою жестянку Александр. Мол, все-то его, такого хорошего технического специалиста-служаку, то и дело норовили пристроить в загон ради достижения своих личных целей. А он, как банальная пешка в руках игроков, вынужден был брать под козырек и действовать соответственно велению высокого армейского начальства.

— И что же, всего одной танковой дивизией он собирался воевать со всеми возможными заговорщиками, у которых, если вы упомянули заместителя наркома обороны, несомненно, должны были иметься за спиной немалые военные силы? — С одной стороны Сталин выразил некоторый скепсис насчет будущей роли собеседника, с другой же стороны очень так показательно не назвал Тухачевского товарищем, а ограничился лишь озвучиванием его должности.

— Как утверждал Константин Брониславович, к началу переворота в Московском военном округе не должно было остаться никаких иных серьезных воинских формирований РККА. Чему-то такому предстояло произойти одновременно, и на наших западных, и на восточных границах, отчего почти всё, кроме сил резерва главного командования, пришлось бы срочно перебросить в приграничные округа. А 1-я танковая как раз и должна была влиться в РГК, как единственная танковая дивизия вооруженная исключительно тяжелыми танками. — Играть роль оракула с указанием точных дат, мест, событий, фамилий и явок Геркан уж точно не собирался. Ну не мог он обладать подобной информацией, даже, якобы, будучи одним из ближайших соратников Калиновского. Не того полета птицей являлся всего лишь комроты на момент его гипотетической вербовки. Вот и ограничивался выдачей общей информации. — Потому противостоять данной дивизии могли лишь части ОГПУ, в том числе из службы охраны Кремля. Но вся соль этого иезуитского плана заключалась в том, что Тухачевский в глазах общественности выступал бы в роли спасителя, поскольку действию подчиненных ему армейских сил предваряло бы предательство со стороны тех самых частей ОГПУ, что должны были произвести захват всех членов центрального комитета партии.

— Так Кремль охраняется армейскими подразделениями, — тут же вычленил бросающееся в глазах несовпадение «житель» этого самого Кремля. Ему ли это было не знать!

— К тому времени эту роль уже должны были принять на себя войска ОГПУ, — лишь пожал плечами в ответ Александр. — В этом товарищ Калиновский был твердо уверен. Как и в том, что после распространения среди красноармейцев и краскомов информации о расстреле скрывавшимися в рядах ОГПУ контрреволюционерами членов ЦК партии, никто не сможет остановить его, и кровавый штурм Кремля похоронит под тысячами трупов павших бойцов и развалинами зданий все неудобные для него улики вместе с теми самыми заложниками.

— Допустим, — припомнив, что и Смольный когда-то охранялся армейцами, не стал исключать подобной возможности постоянный обитатель Кремля. — Однако, с чего он решил, что ОГПУ осуществит озвученный вами захват членов правительства?

— Скажу честно, товарищ Сталин. Я и сам все еще до конца не могу поверить в услышанную тогда от Константина Брониславовича информацию. И пойму, если вы сочтете меня каким-то пустобрехом, а то и хуже — провокатором. Однако и умалчивать подобные сведения, я не имею никакого права. Потому расскажу всё, что было доведено до моего сведения, чтобы вы сами оценили реальность подобных событий и фактов. На большее, увы, лично не способен, — аж весь замялся Александр, вовсе не зная, куда деть свои руки.

— Не переживайте, товарищ Геркан. Говорите всё, как